Аксиомы религиозного опыта. Том 2

- его духовное естество, подобное огню: то скудно тлеющее под золой быта, то неровно вспыхивающее и угасающее под давлением инстинкта, то горящее ровным пламенем молитвенной свечи. Но каждый раз, как он видит это огненное начало духа, он воспринимает луч Благодати, брата по духу и дитя Божие, воспринимает его любовью и радуется духом. Вот почему Прел. Серафим Саровский говорил каждому человеку "радость моя"! Ибо дух радует и любовь радует; и Божий мир нельзя ощущать духом без радости.

Особенное приобщение к Свету дается человеку в духовной дружбе и в совместной духовной молитве.

Духовная дружба предполагает, что каждый из общающихся друзей совершает или уже завершил в своей душе процесс духовного "Центрирования" и образования Купины. (См. главы восемнадцатую и девятнадцатую.) Люди, лишенные Купины, неспособны к духовной дружбе. (О духовной дружбе см. соотв. главу в книге "Поющее сердце".) Ибо духовная дружба есть общение и единение личных "огнилищ" пред лицом Божиим. Каждый из друзей, созерцая Бога и Божественное в мире и в людях и питая тем огонь своей Купины, посылает другому "искры", "излетающие" как бы из его Купины, и достигающие до чужого огнилища, и каждый получает обратные духовные "искры". От этого оба духа разгораются духовным огнем пред лицом Божиим, жизненно укрепляясь и богатея. Взаимное пополнение, удостоверение и исправление ведут к новой, небывалой предметности в видении и к интенсивности в любви и мысли. Возникает особая полнота взаимного понимания, уважения, доверия и любви. При долгом и глубоком общении два индивидуальных спая, не утрачивая свою личностную форму, становятся как бы единым совокупным огнем, возносящим к Богу свой духовный пламень. В этом духовная дружба, как разновидность духовной любви, обнаруживает свою благодатную природу и является драгоценнейшим способом светоприобщения.

Но если в дружбе духовная любовь объединяет людей на Божественных содержаниях перед лицом Божиим, то в совместной молитве она объединяет людей в их прямом и непосредственном подъеме к Богу. Каждый из них молится по-своему, своим личным актом и из своей личной Купины; субъективность молитвенного обращения и опыта не отменяется и не нарушается. Но каждый из совместно молящихся знает себя - обращенным к Богу в совместности с другом, возносящим сходную молитву и "споспешествуемым" (Срв. Iak. 5.16 "???????????") молитвой своего друга. Такая молитва дает опыт совместного предстояния единому, общему Богу; опыт единовременного, интенционально-однородного подъема и чувство общего молитвенного свершения. Она укрепляет единение друзей, как бы сращивает их в небесах и дает им необычайное чувство духовной сопринадлежности и духовного восполнения.

Духовная дружба

Совместная молитва

Естественно, что в дружбе главная интенция направлена от личного духа к личному духу, как бы в "горизонтальном" направлении, неся от одного к другому в лучах любви религиозно осмысленные дары; а от совместной молитвы - главная интенция направлена от личного духа к Богу, в восходящем направлении, взнеся к Нему личное пламя любви и благодарности, тогда как потенция совместности остается добавочной и непреобладающей. Поэтому молитвенные "стрелы" изображаются на втором рисунке интенсивными чертами и притом в виде двух независимых восходящих линий, которые, Однако, сходятся "в бесконечности" религиозного Предмета.

В таком духовном понимании осмысливается и оправдывается и единение брака. И поскольку прав тот, кто утверждает, что браки "заключаются в небесах" и становятся "нерасторжимыми". В этом смысл брачного таинства: люди утверждают свое единение в духовной любви и дружбе пред лицом Божиим и молитвенно закрепляют свою волю к нерасторжимому единству. Развод при таком понимании не расторгает нерасторжимое единство, а признает, что это единство не возникло и не состоялось; что люди, вступившие в брак, оказались недостойными таинства и не обрели друг друга - ни в духе, ни в любви, ни в молитве. Таинство не коснулось их. Они не приобщились Свету. Молитва не связала их. Духовная любовь не срастила их. И вся попытка их закончилась в "пошлости" "двумерного" существования. Было бы духовно- противоестественно и религиозно-недопустимо, после признания этого духовного несчастья и пустоты, приговаривать их к симуляции обратного перед Богом и людьми. Ибо приобщение Свету возможно талью в условиях свободы и искренности. И тот, кто пытается симулировать несостоявшееся приобщение, становится на путь лжи и кощунства и может потерять всякий доступ к Богу.

В таинственной связи с духовной любовью, приобщающей человека к Свету, находится жизнь совести в ее творческих актах. (См. мою книгу "Путь духовного обновления", главу четвертую, о "Совести"; а также "Поющее сердце" соотв. главу.)

Бели духовная любовь есть любовь к подлинному качеству, к Божьему "дыханию" и "лучу", - в людях и в мире, - то совесть есть живая и творческая воля к совершенству. Коренное единство духовной любви и совести не подлежит сомнению: ибо оба эти "акта" исходят из той же "подпочвенной" глубины, где дух - инстинктивен, а инстинкт - духовен; где горит огонь личной "Купины"; где личность человека, не прекращаясь и не исчезая по способу земного бытия, является по существу и по содержанию пронизанной лучами Благодати, очищенной от товарной узости, мелкости и самости; где открывается "дверь" в светлые, потусторонние "пространства Божий". В актах духовной любви и в актах совести - светит единый свет, бьется единый пульс, живет единая направленность (интенция). Но в актах любви преобладает чувство, созерцающее восприятие и радость данному качеству и совершенству; а в актах совести преобладает волевое начало, духовная свобода и творческое вдохновение. Акт духовной любви "видит", приемлет вчувствуется, бережет, благодарит и светит; акт совести горит ответственностью, действует, выбирает, решает и вдохновенно совершает, или же, не допущенный до совершения тварно-обо- собившимся инстинктом, томится в бездействии и томит человека "угрызениями".

Это означает, что акт совести - динамичен по самому существу своему. Совесть есть воля человеческая к активному осуществлению Воли Божией в земной жизни. В "совести" человек останавливает тварные интересы, инстинктивные похоти и всевозможные душевные и телесные "необходимости", обычно считающиеся "непреложными" наподобие "законов природы", и ищет свободы: свободы и верности в духовной мотивации; - свободы в духе, т.е. в воле к предметному совершенству; - свободного предания себя благодатному вдохновению. Он ищет божественной свободы в пределах человечески-земной жизни. Он как бы отдается тому таинственному и чудесному "ветру", который веет в него сквозь дверь, отверстую в Божии "пространства". Он "загорается" от Купины. Он внемлет "голосу" закона Божия, в котором узнает свою собственную, главную сущность, мечту и волю. Он приобщается таинственной гармонии между Творцом и тварью; и осуществляет "единение" с Богом.

Совесть есть особого рода молитва; сначала - молитва вопрошающая, "прислушивающаяся", внемлющая, а потом - молитва предающаяся. Чему? Воле Божией, о коей говорится в третьем прошении молитвы Господней. Ибо третье прошение ("да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли") выражает не только готовность доверчиво и послушно принять всякое, для человека судьбоносное, водительство Божие в личной и в мировой жизни. Оно выражает, помимо этого, готовность действительно принять и осуществить Волю Божию принять ее духом и действием, как свою собственную; - осуществить ее на земле так, как она осуществляется в светлых "пространствах" Божиих, в "небесах", т.е. в метафизическом плане бытия.

Так совесть вводит человека в Царство Божие; или, как выражаются Упанишады, - "в Поток"; или, как обозначают это Конфуций и Лао-Цзы, - в "Дао", т.е. в сокровенную, но всем сущим обладающую "волю Неба", ведущую нас к совершенству. Осуществляя акт совести, человек по истине приобщается Свету Божию. Он побеждает "земные необходимости" и отдается свободе, т.е. ничем кроме Благодати не определяемой силе, которая становится его личной силой, оставаясь Силой Божиею. Вот почему в совестном акте отпадают все "заботы", "страхи" и "расчеты", обременяющие земную тварь. Наступает легкость, несущая человека к деянию и в деянии. Отпадает страх; исчезает нерешительность. Личность становится единой, как в молитве; сильной, как бы нездешней силой; и победоносной, - даже и тогда, когда земное обличие и земные последствия ее деяния (или соответственно, - ее деятельности) имеют видимость "неудачи" и "поражения". Тогда человек имеет живую уверенность, что ему удалось сделаться "орудием" Божиим, или органом Его благодати. Он делает то единственное, что он должен и к чему он призван; и отдает и себя самого, и свой поступок, и его последствия - воле Божией. У него бывает при этом такое чувство, что его "схватило" и "понесло", - но не инстинктом, не страстью, не увлечением, а одержащим его духом. (См. главу двадцать шестую.)