- прорваться к новым актам, выйти на новые пути; как бы затеснить его в состояние безвыходности и, не уставая, понудительно торопить его: облегчить ему это дело болевым экстазом и тем вывести его на новый путь. Отсюда столпничество, неподвижность йогов, ползание по земле ко святым местам, спанье на жестком и на гвоздях, власяница, самобичевание, воздержание от сна, изнурение трудом... Тело должно стать источником тяготы и мук, а не легких и дешевых чувственных наслаждений: тогда бессознательное, не могущее быть без радости, начнет искать духовных радований и религиозно обновится. Естественно, что все эти аскетические упражнения ведут к особым, трудно переносимым и еще труднее управляемым душевным состояниям, среди которых депрессии ("уныние" на языке аскетов), чрезмерная и вряд ли предметная, скорее галлюцинаторная работа фантазии ("приражение"), восстание подавленных инстинктивных влечений ("искушений") и другие - неизбежно поставят душу на грань психического расстройства. Вот почему всеми такими аскетическими упражнениями в православной практике руководит опытный старец, умеющий переводить освобождающиеся в телесной аскезе энергии на пути духа и предохраняющий неопытного ученика от бесплодного самотерзания и от душевного заболевания.

б. Второй способ воздействия на центральное, бессознательное чувствилище человека через его тело - есть телесное насилие, исходящее от других людей.

Это телесное насилие выражает - от седой древности и доныне - прежде всего потребность привести "религиозного лжеучителя" к молчанию, ибо он (так испытывают обычно верующие!) своими ложными учениями оскорбляет Бога, кощунствует и дисквалифицирует "правую веру" верующих; в дискуссиях же и возражениях верующие редко бывают сильны, предметны и убедительны, а "лжеучители" бывают обычно одержимы потребностью "доказательства", провозглашения, пропаганды и новаторства, иногда даже до желания "пострадать" или погибнуть за свою новую веру. В этих трагических конфликтах - "приведение к молчанию" нередко (а в эпохи религиозных кризисов - обычно) принимает форму убиения, или даже мучительного убивания: лжеучитель подвергается казни.

Однако уже в эпоху первых христианских гонений наряду с желанием уничтожить новатора выступает задача религиозного исправления: христианам предлагалось "почтить" ноумен императора, что они принимали за идолопоклонство; их пытались "склонить" и "уговорить" и приступали к карам и казням лишь после окончательного отказа.

В католической инквизиции на первый план выступают задачи следствия и розыска, а также установления самого факта иноверия или "дьяволо-поклонства" (процессы ведьм). Физические пытки должны были установить, прежде всего, наличие религиозной вины, т.е. вынудить признание, а может быть, раскаяние и отречение. Бессилие "разумного", убеждающего аргумента (словесного или книжного) показывало, что "надо" обратиться к телесному воздействию: если "доказательство" не помогало и "авторитет церкви" не действовал, то это свидетельствовало о том, что "отпавший дух" утратил свою "свободу", что воля его верна своему "греху", что "разум" его "пленен" и "порабощен" бессознательными силами души, которые - "наверное" - в свою очередь одержимы дьяволом. Тогда начиналось "понуждение ко вхождению" (compelle intrare), ибо именно так у католиков излагалось то место Евангельской притчи, где на званом пиру остается еще свободное место (??? ????? ????) и где хозяин приказывает слуге "пойти по дорогам и изгородям" ( ?????? ??? ??? ????? ??? ????????) и "побуждать" людей ко вхождению на пир, "дабы наполнился дом его" (????????? ????????)... И вот, инквизиция начинала пополнять "пир" христовой веры, загоняя людей мучительными, телотерзающими физическими пытками, подробно описанными инквизиторами Генрихом Инститорис и Якобом Шпренгером в их книге "Молот ведьм" (Malleus maleficarum, напис. 1487, напеч. 1489). Вымученное признание считалось религиозно-действительным и юридически полновесным; сознание подсудимого (на самом деле не являющееся ни доказательством факта преступления, ни доказательством вины) считалось "решающим" и влекло за собой приговор и казнь. При этом считалось уже успехом и победой, если удавалось поколебать или расстроить "дурную одержимость", т.е. освободить душу от дьявола, разум от ложного учения и волю от "преступной" настойчивости. Как будто замученный человек еще способен к верному религиозному акту; как будто "религиозный акт", вымученный пыткой, несвободный, пепельный, не идущий от сердца, не искренний, - имеет еще религиозное значение и может приобщить человека к "Христовой Церкви"; как будто пытка вообще может быть угодна Богу, как средство обращения в истинную веру.

Так, история показывает нам, что религиозные насильники всех времени народов искали путей для вторжения в религиозное чувствилище человека, чтобы "разрушить" неодобряемую ими веру и водворить в нем новый, одобряемый ими, религиозный акт - любыми средствами и любой ценой, даже ценой человеческой духовности и религиозности вообще. Мало того: из двух возможностей - "богопротивного" существования и смерти непокорного - смерть предпочиталась. Отсюда религиозные войны Зороастра, Магомета и его последователей, крестовые походы против еретиков, религиозные войны реформации, католическая инквизиция с ее тюрьмами, пытками и кострами, пресечение отдельных ересей в России и, наконец, современное, жесточайшее в истории, преследование Православной Церкви.

Весь этот способ "религиозного очищения" совершенно не соответствует своей цели, не разрешает поставленную задачу и достигает обычно обратных результатов: замученные и убитые не могли обновить свой акт; оставшиеся в живых, истерзанные и застращенные, теряли духовную свободу, вступали на путь притворства и утрачивали вообще божественный дар веры: религиозный акт разрушался, но не очищался, не освобождался и не перестраивался; принудительно "обновленный уклад души" не был уже ни духовным, ни религиозным, а навязанный обряд оставался внешним, мертвым знаком погибшей религиозности. И, по слову Марсилия Падуанского, изнасилованные люди не могли найти вечного спасения ("coactis nihil spirituale proficit ad aeternam saluten''). Вот почему этот путь религиозного очищения должен быть раз навсегда отвергнут.

Таков первый путь очищения, ведущий от тела к бессознательному чувствилищу человека. Второй путь начинает от сознательной сферы человека и ведет в ту же самую глубину созерцающего сердца.

Человеческая душа, нуждающаяся в очищении, должна пережить некий аффект, потрясающий бессознательное, нарушающий его привычный, но духовно неверный уклад и заставляющий его обновить свою интенцию, переоценить свои жизненные содержания и перестроить или по крайней мере исправить свой акт. Необходимо некое, достаточно глубокое "ранение чувствилища", которое "вытолкнуло" бы душу из "наезженных" его "рельс", т.е. психических механизмов, и вызвало бы в ней процесс самодеятельного очищения. Вопрос в том, чем и как может быть вызван такой аффект у человека?

Вызвать где на мысленно-познавательных путях возможно только у исключительных натур, у которых мышление не замыкается в логически отвлеченные формы, но питается из глубоких источников сердца и созерцания. Возможно, что именно таков был аффект, вызванный Сократом у Платона.

Путь от воли к аффекту весьма затруднителен, ибо сама воля обычно вызывается к жизни и питается аффектам и в отрыве от него оказывается или проекцией инстинкта, или рассудочным произволом. Но инстинкт ведет не к духовной религиозности, а к суевериям страха или к корыстной симуляции; а рассудочный произвол не имеет прямого доступа к духовному чувствилищу человека. Поэтому все попытки построить религиозное очищение и религиозный акт на волевом решении и на волевой дисциплине обречены на неудачу: религия вырождается от них в разновидность алчности, в бессердечное властолюбие (функция инстинкта), несомое лицемерной дисциплиной (функция рассудочного произвола). Такова судьба католицизма.

Путь от чувственных ощущений в их телесном составе нами разобран: добровольно несомые аскетические упражнения могут содействовать появлению очистительного аффекта, но плодотворность его будет всегда зависеть от нечувственных, нетелесно вызванных "движений" сокровенного религиозного чувствилища. Если дух не овладеет аскетически вызванным аффектом, не оформит его и не наполнит его, то могут получиться обратные результаты - соблазн, падение и психическое заболевание.

Вот почему религиозный катарсис нуждается в других путях, ведущих от воображения к бессознательному чувствилищу и от непосредственного, жизненно целостного опыта в глубину сердца ("путь по огням жизни").