Человеку дано быть земной тварью - телесной, инстинктивной, душевной и духовной; и в качестве таковой твари - искать общения и единения с Богом на путях духовного очищения и сердечно-молитвенного возношения. Богу дано принимать дары Благодати и преображаться в "духе и истине". Но все это делание и приятие имеет "плэротический" смысл только тогда, если оно совершается свободно, добрым или вольным человеческим обращением, искренней и целостной жаждой Бога. Благодать Божия имеет простор и радость только в той душе, которая, не отрекаясь от своей человеческой свободы, не лишаясь ее, направляет эту свободу к божественной .благодати; - которая не отрекаясь от своего человеческого. Богом данного, духовного достоинства и не лишаясь его, радостно и смиренно укореняет и осуществляет его в Боге, впервые обретая тем высший и сокровенный смысл этого достоинства. Христианство утвердило человеческую свободу и человеческое достоинство, наименовав человека не рабом, а "сыном", научив его взывать к небесному Отцу, любить Его и очищать себя через покаяние. Поэтому даруемая благодать не погашает ни свободы, ни достоинства, ни сыновства, ни личного делания в любви и служении, но утверждает все это, ведет, просветляет и окрыляет. И сколь бы высока ни была достигнутая человеком ступень в деле очищения и преображения, душа его никогда не имеет основания считать себя - отмененной Богом, замещенной Богом, поглощенной Богом, или же Его всецелостным орудием, - существом, ухе ничего не делающими но только от "Него делаемым", а потому не имеющим ни добродетели, ни греха... Ибо не имеющий добродетели не может иметь и греха. Таков неизбежный и бесспорный вывод из "отмены" человека Богом и из состоявшегося якобы "замещения" его самим Господом: тот, в ком все делается самим Господом, - не только праведен, но, бесспорно, совершенен, а как "совершенный", он безгрешен и непогрешим. И все, что он совершает в своей все-таки не исчезнувшей личной тварности, - должно быть признано (и им самим и другими людьми!) за совершенное и божественное... Кто же, где и когда дерзнул объявить таковым себя или другого, не впадая в обольщение и ересь?!..

Напротив, человек должен, всегда помнить, что он может ежеминутно оказаться в чем-нибудь не на высоте благодати, дарованной ему от Бога, ее недостойным носителем, ее несовершенным осуществителем, хотя бы уже в процессе своей прикровенной человеческой мотивации. Этого постоянного памятования требует духовное смирение и трезвение, ограждающие человеческую душу от соблазна и гордости. Ибо стоит только человеку решить, что "все в нем делает Бог" и что, следовательно, он уже не может согрешить, как соблазн вседозволенности встанет в его душе: он посягнет на всеправедность, вседозволенность и божеское достоинство - и поставит себя на край пропасти...

Человеку не следует ни при каких условиях помышлять, будто все, что в нем происходит, делает Бог. Это было бы равносильно произвольному сложению с себя той великой ответственности, которая возложена на каждого из нас Богом. Каждому из нас дан личный дух для того, чтобы "гореть" о Боге и "делать" Божие до конца, хотя бы - "в томленьях крайнего усилия" (Фет-Шеншин); и прекращать это делание можно было бы только тогда, когда исчерпаны все силы и все возможности; но даже там, где они исчерпаны, остается еще возможность молитвы.

Молитва есть драгоценнейшее, высшее и всегда доступное делание, открытое человеку. Как бы интенсивна, длительна и вдохновенна она ни была, она всегда остается личным деланием человека, даже и тогда, когда укрепляющее и вдохновляющее участие благодати становится для молящегося несомненным. Смысл молитвы состоит именно в том, что свободный личный дух взывает к Богу. Поэтому не следует представлять себе дела так, что в человеке начинает молиться сам Бог. Благодатно посещенная, укрепленная н вдохновенная лупы - ж- тается личной душой человека, по-прежнему нуждающейся в молитве, по-прежнему творящей ее. Неверно помышлять, будто я уже не молюсь, а вместо меня молится во мне сам Бог; будто во мне и из меня "Бог зовет Бога", "Бог просит Бога", "Бог благодарит Бога", "Бог хвалит Бога", а я свою молитву прекращаю.

Поэтому человек не должен погашать свое деятельное и вдохновенное участие в молитве, но всегда усиливать его до целостности и всегда продолжать его, - даже и тогда, когда он, при жизни или по смерти увидит себя совсем уходящим или уже ушедшим в свете Божьего "пространства". Никакое "облагодатствование" не погасит и не упразднит молитву личной бессмертной души; и самая благодатная молитва самого праведного из земнородных "сынов Божиих" - останется человеческой личной молитвой и не станет "молитвой самого Бога". Этому учит нас духовное трезвенно и религиозное смирение.

Итак, богословствуя, надлежит строго различать две идеи: идею Бога самого по себе, в Его всесовершенном и непостижимом, небесном существе, - и идею "излучаемой" Им и даруемой людям, а потому вступающей в земную-человеческую среду и ее преображающей "Энергии" или "Благодати". Св. Григорий Палама был мудр и глубокомыслен, что настаивал на этом различении. Уже в онтологическом измерении "Бог" и ниспосылаемая Им "благодать" - не тождественны: ниспосылание благодати совершается Богом и не означает нисхождения самого Бога. Нисхождение самого Бога совершилось один раз - во Христе Иисусе; а ниспослание благодати совершается бесконечно и бесчисленно. Силы и дары Божия - ни онтологически, ни космически не однозначны Богу: ниспосланные людям, они становятся имманентными миру; допустить же имманентность самого Бога миру (вместе со Спинозой или Гегелем) значит выйти из христианства и принять пантеистическое учение. Поэтому получение Божественной благодати - не равносильно и не равнозначно "плототворению Бога" в душе, как полагает Симеон Новый Богослов (Слово 18, стр. 172). И "просветление мысленными лучами света Божия" - не равнозначно г- не равносильно "вселению Пресвятой Троицы" в личную душу человека (там же. Слово 13, стр. 132; Слово 21, стр. 198); это может быть лишь отображением Господа в Его существе... И стать "бесстрастным и святым" (там же. Слово 3, стр. 37) не значит стать "обоженным", ибо Господь не токмо "бесстрастен и свят", но еще неизмеримо и неописуемо во всех отношениях больше сего.

Именно в силу всех этих соображений- называть облагодатствование души дарами Божими "срастания" Бога с человеческой душой (преп. Макарий Египетский "?????"), или "срастворением и смешением" (???????????, ??????????), или "обожению" (??????), или "благоделанием" (???????????), или плототворением (????????? ?????????????) ,или же отождествлением "ипостась в ипостась" (????????? ??? ?????????), - возможно только с теми осторожными оговорками "как бы", или "так сказать", (???????????), которые часто встречаются у великого подвижника...

Понятно, откуда эти описания у пред. Макария: восторг, пробужденный в нем полученными дарами благодати, вызывал в его благосмиренной душе живое ощущение Бого-присутствия и затмевал осторожное богословское трезвение. Созерцая в духе таинство воплощения Христа и стремясь к уподоблению Ему в размерах доступного человеку совершенства, он начинал ощущать "облагодатствование", как новое воплощение, а усовершенствование, как обожение, - и произносил слова трепетно-искренние, но богословски неточные, которые могли стать для каждого позднейшего зауряд-человека - преткновением и даже соблазном, что история христианства в дальнейшем и подтверждала... Ибо человек, преображенный лучами благодати, не "обоживается" по естеству, по существу, по ипостаси, субстанциально, а только становится достаточно зрелым, чтобы вступить в тот "непреступный свет", в котором обитает Господь...

Как отрешающая молитва, так и духовное богосозерцание могут дать подвижнику блаженство. Но блаженство не есть совершенство и не свидетельствует о нем. Преп. Макарий сам знал это и исповедовал вслух: "имеющий благодать", говорил он, "несет в себе кроме нее еще дым (??????) и грех ( ???????? ; Homil 1. XXVI. 25); веще: "а еще не видал совершенного (???????) христианина и человека" (?????? ?????; Homil VIII. Я. Но какое же "обожение" - без совершенства, с "дымом" и "грехом" в душе?.. - Сказать "я бог по благодати" - значит сказать "я совершенен", а сказавший это - уже обличил себя. Ибо "если говорим, что не имеем греха, - обманываем самих себя и Истины нет в нас" (I Иоан. 1. 8). Но "бог по благодати", если только он действительно "бог", не только безгрешен, но еще всеведущ, всемогущ и полон божественных свойств. Кто же скажет это, не став самообличенным посягателем? А если не скажешь этого о себе, то как скажешь это о другом? А если ни о себе, ни о другом не скажешь, то о ком же? О ком, кроме Христа Спасителя? Но это значит, что лучше не произносить этих слов о людях и не питать о них этих мыслей...

Человеку, совершающему свое религиозное очищение, необходимо не только смирение, но и трезвение; - и трезвенно не только в созерцании, но и в богословском мышлении. Нет у человека и не бывает такого состояния, которое дало бы ему основание сложить с себя всю и всякую ответственность за свои помыслы, слова и дела, и возложить их всецело на "срастворенного с ним" Господа. Благодатное просветление души не "отменяет" человека, но сохраняет его, преображенного; не снимает с него ответа за все, но делает ему этот ответ более легким; не унижает его и не отвергает врожденного ему, духовного достоинства; и дает ему не гордость и "мнение" о себе, но чувство не по заслугам помилованного и превознесенного.

Таков онтологический и религиозно созерцательный смысл единения человеческой души с Богом. Таково значение религиозного смирения и трезвения

25. Приобщение к свету

Человек, продумавший религиозный смысл трезвения и прочувствовавший религиозный смысл смирения, понесет в душе своей склонность - всегда повышать свое духовное богатство, но никогда не переоценивать его. Самое желание - совлечь с себя свое "человеческое естество" и перестать быть человеком покажется ему чрезмерным и неверным; - особенно в христианстве, ибо христианство с любовностью и щедростью дало человеку новое достоинство ("усыновление" Богу), открыло ему драгоценность его свободы и указало ему пути, на которых он призван, оставаясь человеком, духовном личностью, врастать в светлые "пространства Божий". Человеку надо помышлять не о том, чтобы "стать богом", а о том, чтобы воспринимать лучи божественной благодати всюду, где они даются, воспринимать их верно, цельно, искренне и действенно, и тем следовать Христу: принимать обещанную Им благодать и возрастать духом.