Афонский патерик или Жизнеописания святых на Святой Афонской Горе просиявших

— Смотри, отче! — сказал ему строго мученик, — не вздумайте золотом и подарками выкупить меня на свободу. Сохрани вас Бог от этого! При том знай, что чрез несколько дней я окончу свой подвиг, как открыла мне о сем Пресвятая Богородица. А тебя прошу: сходи к патриарху Григорию [142], который знает меня и молится обо мне. Скажи ему, что ты видел меня и что увидишь еще впоследствии. После сего духовник преподал мученику благословение и они расстались с миром.

На другой день снова потребовали святого мученика в судилище, и судья, видя, что святой и после жестоких пыток и обещаний всевозможных благ остается тверд в своем исповедании, осудил его повесить. И таким образом святой страстотерпец Христов Константин течение мученического подвига скончал 2 июня 1819 года, и святая его душа, как благоуханная роза, процветшая из терна, отлетела в небесные обители, оставив многострадальное тело, которое терзали мучители целых сорок дней.

Вскоре после этого весть о мученической кончине дошла и до святой Афонской Горы, и благочестивый старец мученика, дикей Кавсокаливского скита Гавриил, послал одного из своих учеников в Кидонию собрать сведения о страданиях святого страстотерпца. Собрав нужные сведения, посланный оттуда отправился в Константинополь, где, к несчастью, при всем старании не мог найти святых мощей мученика, а только приобрел часть его одежды, с которой, как с драгоценным сокровищем, прибыл на Святую Гору в Кавсокаливский скит, где святой мученик подвизался.

Господь Бог, прославляемый в памяти святых Своих, даровал и сему угоднику Своему дар чудотворения, от прикосновения к его одежде, обагренной кровью. Так, у одного послушника в Кавсокаливском скиту, в то самое время, когда принесена была в скит одежда мученика, сильно разболелась голова. Когда узнал брат, принесший одежду святого, о головной болезни послушника, пришел к нему с оной, и когда обложена была голова одеждой мученика и в таком состоянии больной пробыл всю ночь, то на утро головная боль совершенно прекратилась. Другой брат, страдая зубной болезнью, с верой призвал в молитве имя святого мученика, и по вере болящего брата тотчас последовало исцеление! А один иеромонах, у которого умственные способности так были расстроены, что он уже близок был к совершенному помешательству, едва только прикоснулся с верой к одежде святого Константина, то полностью выздоровел. — Молитвами святого мученика Константина, да сподобит и нас Господь Бог получить Царство Небесное. Аминь [143].

11 ИЮНЯ

Память неизвестного по имени инока, удостоившегося явления Архангела Гавриила

В похвальном слове просиявшим на Святой Горе Отцам [144] блаженной памяти Никодим Святогорец упоминает и того, не известного по имени блаженного инока, который, живя в подчинении у своего старца, сподобился странноприять в своей келье самого Архангела Гавриила и услышать от него умилительный гимн Богоматери: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную, и Матерь Бога нашего…» и проч. Явление это совершилось в царствование братьев-царей Василия и Константина, называемых порфирородными, сыновей Романа Младшего, в патриаршествование Николая Хрисоверга (984–995 гг.), а повесть о явлении Архангела написана протом Святой Горы иеромонахом Серафимом Фииполом в 7056 (1548) году [145]:

Недалеко от Кареи, на отлогом месте между иноческими хижинами стоит одна келья с небольшой церковью Успения Божией Матери. В этой келье жил некий священноинок с послушником. Случилось так, что старец, пожелав выслушать всенощное бдение на воскресный день в Карейском храме, отправился туда, а благочестивый ученик, получив от него заповедь совершить службу дома, остался стеречь келью. При наступлении ночи он вдруг услышал стук в двери кельи и, отворив, увидел незнакомого инока, которого и принял с приветливостью и почтительностью. Когда настало время совершения службы, они оба начали со страхом и благоговением возносить к Господу Богу молитвенные песнопения: ночная служба текла своим порядком. Оканчивая канон, став пред иконой Божией Матери, они начали воспевать Честнейшую Херувим и Славнейшую Серафим. Домашний инок, полный сердечного благоговения ко Всепетой, пел обычную древнюю песнь св. Косьмы, епископа Маиумского: «Честнейшую Херувим» и проч. до конца, но дивный гость его, давая умилительному гимну иное начало, ангельским голосом пел так: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную, и Матерь Бога нашего», — и к этому прибавлял: «Честнейшую Херувим» и проч.

— Чудно! — воскликнул домашний певец, растроганный до слез новой песнью и вместе с тем удивленный необычайностью слышанного в первый раз гимна, — чудно! Но мы поем только: «Честнейшую», а такой песни: «Достойно есть» ни мы, ни предки наши не слыхали до этого времени. Впрочем, — говорил он дивному незнакомцу, — прошу тебя, напиши мне эту песнь, чтобы и я мог таким же образом величать Богородицу.

— Хорошо, — отвечал незнакомец, — дай мне бумаги и чернил, я напишу тебе для памяти эту песнь.