Афонский патерик или Жизнеописания святых на Святой Афонской Горе просиявших

По принятии ангельского образа Прокопий еще более начал подвизаться в посте, бдении и молитве; кроме того, имел совершенное послушание и великое терпение в подъятии трудов отшельнической жизни и, как бы венцом всех его подвигов, украшался кротким и незлобивым нравом, приводя всех отцов в удивление своей добротой и простосердечием. Но, однако, и враг нашего спасения, диавол, видя Прокопия преуспевающим в добродетелях, и сам не дремал, но зорко следил за подвижником, изыскивая лишь удобное время неожиданно напасть на него, разграбить душевное сокровище и, нанеся сердцу смертельный удар, ждать окончательного падения.

Всезлобный враг начал свой лукавый приступ с того, что каждодневно стал навевать в его душу помыслы уйти в мир. Брань, воздвигнутая душегубцем, день от дня становилась сильнее и, наконец возобладавшая чувствами Прокопия, с ожесточением обратилась в бурю, вырвавши несчастного с корнем добрых начинаний из вертограда Христова и сообщества труждающихся в нем делателей. Против вражеской бури Прокопий не устоял, а потому решился оставить Святую Гору и уйти в мир, что он и сделал, и, никому не сказавшись, отправился в Смирну.

Как только Прокопий высадился на берег, не дремлющий диавол, уже овладевший его сердцем и умом, начал смущать и приводить Прокопия в отчаяние, подсказывая, что так как он без всякой причины оставил Святую Гору и подвиги, в которых не захотел пребывать долее, не терпя иноческих трудов, и возвратился опять в мир, то непременно должен подвергнуться мучениям.

Смущение, овладевшее его душой, сделалось еще сильнее, когда он вспомнил, что своим удалением из Афонской Горы причинил скорбь добродетельным мужам и что все отцы Предтеченского скита считают его как бы уже умершим для добродетельной жизни, так как он ушел из Святой Горы подобно татю, ни с кем не посоветовавшись и ни у кого не взяв благословения, не находя оное нужным. Так точно и здесь он не хотел или, быть может, враг не допускал его открыть свои помыслы духовнику и таким образом поступить по совету последнего [177].

Несчастный, погубив светильник, просвещающий его сердце, променял оный на мрачную и безлунную ночь, в которую грабители и вовлекли его в бездну погибели. Считая уже себя потерянным, жалкий Прокопий решился на весьма отчаянный и ужасный шаг: оставить христианскую и принять мусульманскую веру.

Воображая положение несчастного Прокопия, душа всякого христианина должна содрогнуться, видя, как бывший подвижник Христов вдруг сделался отступником; причина этому — бессовестие и скрытность, которые и довели его до глубокого падения. Конечно, при этом душа его страдала и боролась до тех пор, пока адская сила не взяла верх и, взнуздав несчастного, не повлекла к погибели.

И вот однажды, намереваясь положить конец всем своим страданиям, пошел он к городскому судье заявить свое отвержение от Христа, где предварительно был остановлен сторожами, которые спросили его:

— Зачем тебе понадобился судья, жалобу ли какую хочешь подать ему или принять мусульманскую веру?

— Принять мусульманскую веру, — робко ответил Прокопий. — Сторожа тотчас ввели его к судье, заявив, что Прокопий желает уверовать в Магомета. Тогда судья ласково обратился к отверженному:

— Действительно ли ты хочешь принять нашу веру?

— Да, действительно, — отвечал несчастный, забыв данные им при пострижении обеты, обещание вечных благ и угрозы вечных мук.

Видя согласие, судья приказал Прокопию произнести некоторые хульные слова, а чрез 15 дней было совершено над ним и обрезание. Но дивны судьбы Твои, Боже! Лишь только отступника обрезали, мысль его вдруг переменилась, совесть заговорила, обличая его в вероломном отречении от Иисуса Христа, и он, как бы от бывшего опьянения, пришел в полное сознание и сейчас же решился искать помощи в своем заблуждении.

Выбрав удобное время, он тайными путями пришел к другу своему, духовнику, с которым был знаком, когда жил на Афоне, но духовник, видя его в турецкой одежде, удивился столь странному превращению.

— Ты, конечно, отче, удивляешься, видя меня в турецкой, а не в монашеской одежде? Но за тем-то я к тебе и пришел, чтобы ты смыл с меня то пятно, которым я, несчастный, будучи прельщен диаволом, сам себя осквернил, и вместе с тем облек бы меня в первую мою одежду. — Далее Прокопий стал рассказывать, как он оставил Святую Гору и как отрекся от Христа, присовокупив, что для восстановления себя от своего падения желает принять мученическую кончину, за исповедание имени Иисуса Христа.