Святой, утешая меня, сказал:

— Не бойся, чадо! Впрочем, даю тебе заповедь: не объявляй никому того, что ты теперь видел, пока я жив.

— И, сохраняя заповедь отца моего, я не сказывал вам этого даже до сего дня».

Один брат, по некоей монастырской надобности посланный преподобным в мир, вознерадел о своем спасении и впал там в плотский грех. Возвратившись в лавру с отчаянием о своем спасении, он исповедался преподобному. Святой, как опытный врач, утешая его и убеждая не отчаиваться, но иметь надежду на Бога, оставил его при прежнем монастырском послушании. Узнав об этом, другой монах, по имени Павел, соблазнился и стал открыто осуждать как павшего брата, так и преподобного, — что, мол, святой не изгнал из обители преступника за совершение такого беззаконного и постыдного дела. Преподобный, строго посмотрев на него, сказал:

— Павел, что ты делаешь? Себе внимай, а не братнии грехи рассматривай. Писано: мняйся стояти, да блюдется, да не падет (1 Кор. 10, 12).

С того времени попущением Божиим и сам Павел ощутил в себе сильную блудную брань и жестоко страдал трое суток, так что начал отчаиваться во спасении, но, что всего хуже, стыдился открыться отцу своему об этой гнусной брани и просить его помощи. Преподобный знал духом все это и приличным образом сам внушал ему смелость исповедаться. Тогда-то уже Павел открыл ему свой грех и просил у него прощения, как у отца, к согрешающим сострадательного. После сего преподобный прежде вразумил его, чтоб он не осуждал падающих, но более бы сострадал им и молился за них, а потом уже, видя его смирение и сокрушение, помолился о нем Богу и освободил его от этой скверной брани: Павел ощутил какой-то хлад, на главу его пролившийся и распространившийся по всему его телу, от чего похотное разжжение тотчас же в нем погасло.

А брат лавры Афанасий исцелился от водяной болезни чрез одно только прикосновение Афанасия к животу его и произнесение сих слов:

— Иди, чадо, — у тебя нет никакого недуга.

Кроме описанных нами, святой до своей кончины сотворил много и других чудес, но для сокращения своего повествования мы оставляем их. Теперь время нам сказать о кончине его и о чудесах, которые сотворил он после своего преставления, и привести повесть о нем к концу.

Так как к преподобному собиралось почти со всего мира много братий, которые для душевного своего спасения подчинялись ему, то скоро все уже не смогли помещаться в прежней церкви. Это заставило святого приступить к расширению соборного храма. Постройка шла, и только своды алтаря не были еще приведены к окончанию. Тогда преподобный Афанасий, провидя, что пришло ему время отойти к желаемому им всегда Христу, призвал к себе всю братию и, предложив им сначала поучение из Феодора Студита, простер к ним такую беседу:

— Братия и чада мои! Да блюдет каждый из вас язык свой, ибо лучше упасть с возможно большей высоты, чем испытать падение от языка: всякий из вас да ожидает себе искушения, ибо мы идем в Царство Небесное путем скорбей и искушений. Почему не печальтесь о бедствии, какое имеет произойти со мною, и не соблазняйтесь им, но полагайте, что совершающееся устроением Божиим направляется к вашей пользе, ибо иначе судят люди и иначе устрояет Премудрый.

Слушая это, братия недоумевали, о чем говорит отец их, и много о том размышляли. Потом преподобный вошел в свою келью и надел на себя свою рясу, мантию и священный куколь блаженнейшего отца своего Малеина, который обыкновенно возлагал на себя только в дни великих господских праздников или когда приобщался святых Христовых Таин. Промедлив довольно времени один в своей келье, он вышел из нее. Состояние духа его было весьма радостное, что выражалось и на самом лице его. Братия, видя его так украсившимся и лицо его столь светлым и веселым, дивились этому необыкновенному зрелищу. После того святой с шестью человеками из братий взошел на верх храма видеть строение и помочь зиждущим. Как скоро взошли они туда, под ногами их недоведомыми судьбами Божиими расселся верх храма, и все они ринулись вниз. Пятеро тотчас же предали души свои в руки Божии. Преподобный же Афанасий и зодчий Даниил, хотя и были завалены каменьями, но оставались живы. Все слышали, что преподобный, лежа под каменьями, до трех часов говорил:

— Слава Тебе, Боже! Господи Иисусе Христе, помоги мне!

Братия с великим плачем и обильными слезами кто чем мог откапывали своего отца, но откопав, нашли его уже скончавшимся о Господе. Положение тела его было таково: голова его была обращена к святому сопрестолию, руки сложены крестовидно, ноги же, находясь в прямом положении, были простерты вверх, как бы шествовал он на небо; святые мощи его не имели никакой раны, только правая нога была немного расцарапана деревом. Подняв святого из груды камней, братия положили его на одре и, называя самих себя окаянными, все плакали о нем неутешно, так как потеряли в нем искусного управителя, скоропомощного и мудрого врача и благого отца. Тело его оставалось не погребенным три дня, чтобы для совершения над ним подобающего надгробного псалмопения успели собраться иноки со всей Святой Горы. В эти три дня оно к общему изумлению и не опухло, и не почернело, и не издавало обычного смрада — нисколько не переменилось. Когда со Святой Горы все собрались и совершали над ним пение, замечено было поразительное явление, что из уязвленной ноги его выходила свежая кровь. И не одно только это совершилось тогда чудо, что тридневный мертвец источал свежую кровь, — в тот же самый час прославилось и лицо его, сделавшись необыкновенно благообразным и белым, как снег. Один старец убрусцем своим обтер эту кровь, и она потекла еще более: почему все стали брать ее и помазываться ею, в освящение души и тела. Наконец многопобедное святое тело сие, сосуд Всесвятаго Духа, было благоговейно и честно погребено. Когда вынули из-под камней других шесть братий, тела пяти из них оказались совершенно раздавленными и честно погребены еще прежде погребения святого; строитель же Даниил, человек духовный и добродетельный, несмотря на то, что был сильно изранен, оставался в живых еще несколько дней. В это время он всем говорил, что в ночь пред кончиной святого видел дивное видение — будто царь посылал человека за Афанасием. «Афанасий взял с собою еще шестерых, в числе которых был и я, — говорил Даниил. — Когда мы дошли до царских палат, преподобный с другими пятью вошел в палату, а я оставался за дверьми и плакал. Тогда кто-то сказал мне изнутри: