Я думал было святого царя оставить блюстителем священной Лавры нашей, но убоялся, найдя это дерзким. Ибо он есть царь и владыка, и господин и отец, и питатель не нас одних последнейших и наших отцов, и братий, а и всех христиан. Он более всех, и мирских, и монахов, показал к нам, недостойным и бедным, и к нашей Лавре свою благосклонность. Он сделал ее многолюдной, расширив ее и увеличив своими благочестивыми грамотами, коими подтвердил грамоты других царей: господина Никифора и господина Иоанна [193]. Да и кроме них дал свои другие грамоты. Почему, как сказано, его-то, благого царя, я не смел оставить в чине блюстителя.

Чтобы он таким образом заботился помогать им относительно привременной и тленной стороны жизни, а господин Иоанн Грузинец и все братия подвизались бы о нетленных и вечных благах будущего века со всякой готовностью, любовью и ревностью, молясь о нем непрестанно. Когда же придет время кончины его, да оставит он вместо себя другого блюстителя означенной св. Лавры [195]. Так да поступает и всякий другой потом при своей кончине. Таким образом, те да будут покровителями и заступниками Лавры как в богохранимом городе, так и во всех других прилучающихся делах и службах, ради мзды от Бога и своих честных душ. А эти (блюстители-монахи), как принадлежащие к чину монашескому, живущие на Горе, соседствующие (а еще бы лучше обитающие вместе) с братиями, да тщатся всеми силами со свойственным им благоговением и добродетелью заботиться о них, как о различных членах одного и того же тела, да получат мзду от великодаровитого Бога в день суда — за то, что сохранили веру и любовь ко мне, смиренному и недостойному, и всякому греху повинному, не только при жизни моей, но и по смерти. — Кончаю о блюстителях.

Вы же, отцы и братия, и чада духовные, если потщитесь со всяким усердием и благим расположением хранить друг с другом мир и единомыслие неразрывное, если не будет между вами ни расколов, ни раздвоений, ни ссор, ни дружб, ни обществ, но будут вера и любовь, и родственное расположение одного к другому и всех к игумену, и тщательное хранение моих заповедей, уставов и правил, переданных вам, верю Богу, что Его благость отверзет сердце не только блюстителей, но и всякого другого сильного лица к сочувствию с вами, к содействию и к вспомоществованию воле на пользу душ ваших.

И внимайте тщательно, братия, если найдется между вами (чего не желаю), кто-нибудь, пытающийся рассечь тело братства ухищрением, коварством и лукавством, чтобы не мешался с ним никто из вас, но поскорее отдалите его и отгоните его от общества своего, как заразу, как старую закваску, — его самого отселите от части спасаемых. Ибо покушающемуся на такие вещи уместно пожелать, да истребится память его с земли и да изгладится имя его из книги живых, и с праведными да не пишется. Если бы нашелся кто-нибудь, заступающийся за такового, то и он да будет его же части и наследия. Заповедую господину Иоанну, моему блюстителю, и всему братству выгонять таковых немедленно из Лавры.

К Лавре же господина Иоанна [196] и к его братиям заповедую иметь то же самое расположение и ту же самую любовь духовную, какие, видите, имею и храню я, смиренный и грешный, и какие и вам внушал часто и в общих наставлениях, и каждому порознь, — и не к одному только господину Иоанну и его братству, но и ко всякому другому, — не только любящему и почитающему вас, но и враждующему против вас и оскорбляющему иногда вас, — причиняющему вам искушения и озлобления. По повелению Божию любить и миловать следует того, кто нападает на вас и делает вам зло, потому что он более самого себя обижает тем, вам же доставляет величайшую пользу. Я знаю, что из многих бывших с нами случаев вы опытно познали и убедились, что желавшие озлобить нас помогли нам весьма и душевно, и телесно. Но и к проту, и к игуменам, и к братиям Святой Горы нашей сохраните любовь, мир, смирение и подобающую честь, как, видите, хранит их мое смирение.

Кто служит хорошо, благочестиво и духовно, на пользу души своей, как в самой Лавре, так и в метохах ее, внешних и внутренних, и на островах, пусть остается на должности своей до глубокой старости, особенно же кто с ревностью к Богу старается хранить беспрекословное повиновение к игумену, преемнику моего смирения, — имеет всю охоту и желание с любовью доставлять Лавре все потребное для своих духовных братий, считая делом спасения души своей такую службу. Пусть таковой служит всю жизнь, действуя всегда с воли игумена и блюстителя, а не по самовластию.

Блюстителю моему, монаху Иоанну Грузинцу, заповедую и внушаю от имени Господа Бога и Пресвятой нашей Богородицы, чтобы по кончине моей во всем, что касается братства во Христе и Лавры, и ее принадлежностей, как внутри Горы, так и вне, он распорядился так, как требует того заповедь Божия и учение Божественных отцов. Пусть он пробудет с братиями в Лавре довольно дней, обращаясь с ними со всеми вместе и с каждым порознь, совершая молитвы и ектении и нелицеприятно, и бесстрастно, со всякою свободою как бы пред лицом Самого Бога, назирающего и ведущего сердечные тайны каждого; советуясь со старейшинами, умнейшими и духовнейшими из братий, по долговременном испытании мнений и суждений как их, так и всех прочих, пусть поставит им игумена, кого укажет Бог и выберет он — вместе со старейшими из братий. Участвующих в совете блюстителя для выбора игумена братий должно быть не более пятнадцати человек. А лучше и менее того. Не потому мы удаляем от совета других, что они недуховны или неумны (благодатию Божией все суть и духовны, и полезны, и благоразумны). Но так как в большом количестве, по различию свойств и мнений каждого, одни стали бы выбирать одного, другие — другого, то я и счел справедливым, как выше сказано, чтобы немного было избирателей. Поставление же да бывает следующим образом. Пусть будет отправлено всенощное бдение с вечера в соборном храме Пресвятой Богородицы. После заутрени, когда окончена будет Божественная литургия, преподано Божественное освящение и прочтена заамвонная молитва, да будет возглашена ектения, на коей сказано: «Господи, помилуй!» — 50 раз. Потом поставляемый пусть положит пред алтарем поклон предстоятелю и обратится к собранию монахов. Тогда пусть первый поклонится ему блюститель, а за ним и прочие все. И, как сказано выше, пусть блюститель помогает и пособляет ему всеми силами, братия же да оказывают чистое и неложное повиновение. С течением же времени господин Иоанн Грузинец, посещая и видя чин и поведение игумена и братий, конечно, заметит либо тщание, прилежание, любовь, расположение и дружество души его к братиям, братий же послушание и веру, и любовь душевную к игумену, либо все противное тому. Вследствие чего то, что прилично духовному состоянию, он утвердит, а неприличное исправит и наставит на истинный путь, да получит за то мзду от человеколюбца Бога в Царствии Небесном. По избрании же и утверждении игумена хочу и желаю, чтобы он имел всякую власть и господство во всех делах духовных и телесных, не останавливаемый и не препятствуемый никем, хорошо и боголюбезно пас Духом Божиим свое во Христе сотоварищество. Если же по грехам моим время покажет его потом действующим в развращение, заразу и погибель душ братства (чего даже и во сне не желаю увидеть игумену) и обличенный в том он останется неисправимым, тогда блюститель, с совета старейших братий и по собственному усмотрению и благоразумию, пусть возьмет попечение о братстве и изберет другого, способного управлять Лаврою и всеми братиями, который бы оставался уже в своем звании до конца жизни.

Хочу и заповедую игумену и блюстителю, и всем моим духовным братиям, чтобы господина Антония [197] моего покоили до конца жизни его и воздавали ему приличную честь, и братий его призирали, как собственные члены. То же и относительно монаха Иоанна-доброписца, какой устав, чин и обычай наблюдали при моем смирении служащие ему, такой же да сохранят и по смерти моей игумен и служащие, и все братия, а лучше, если и более того — самым делом пусть покажут ему должную почесть и любовь. То же и относительно монаха Георгия Грузинца, и монаха Григория-мастера, и монаха Дорофея, и монаха Антония Киминийца, и аввы Сергия. Господину же Феофану, пресвитеру, [198] послужите и воздайте честь, услугу и покой большие, чем каких был удостоен при моем смирении, поелику уже к старости и немощи склоняется тело его. То же и прочим старцам, как-то: господину Софронию и вообще всем. Потщитеся в изобилии доставлять им все обычные потребности, безропотно и усердно, с духовным расположением, да получите ради их мзду богатую от Бога в день суда.

Более всего прилежите о странноприимстве и не нарушайте устава, который я предал вам, относительно странников, приходящих к вам сушей и морем. Все же вместе, и молодые, и старые, и первые, и последние, старайтесь сохранять неложное повиновение игумену [199], покоряясь слову его во всяком деле. Кто противится его повелению, противится повелению Бога и меня, смиренного и грешного.

Во всех ваших молитвах поминайте меня, да обрящу милость и оставление многих грехов в день судный».

Страдание святого преподобномученика Киприана Нового [200]