Вообще не следует представлять себе все перечисленные и другие им подобные "вопросы" как словесно формулированные и рассудочно оформленные "фразы". Тютчев прав: "мысль изреченная есть ложь...". Здесь достаточно простого религиозно-интенциональною обращения ко всякому жизненному содержанию. Так, как если бы каждое из них было повинно раскрыть себя: "откуда ты? что ты можешь сказать мне главного и о главном? куда идешь? куда зовешь? где Божий луч твой?". Или еще проще и короче: это один только испытуюший взгляд, спрашивающий и требующий "света Божьего"! Взгляда довольно, но он должен быть духовно зовущим, требующим, религиозно-уверенным и властным. Это должен быть взгляд сердечного созерцания и волевой мысли. Не надо все выговаривать: выговоренное начинает иногда казаться неверным или преувеличенным, - и расхолаживает. Здесь не должно быть преувеличения и аффектации: иначе все искание может показаться "педантизмом" или "ханжеством", - и вызвать в самом ищущем порыв юмора или отвращения. И тем не менее этот "испытующий взгляд" никогда не должен покидать душу; это есть основной катартический вопрос, задаваемый как бы "духовным привратником души"; он постоянно необходим каждому из нас, - ибо он осуществляет контроль над пошлостью и ведет нас к "огням жизни".

Каждый из нас призван к тому, чтобы самодеятельно искать и находить в своей жизни ее сокровенные огни и укреплять ими свой дух. Это входит в ткань религиозной жизни: чем больше самодеятельности в процессе религиозного катарсиса, тем полнее и цельнее он будет. Каждый из нас должен самостоятельно отвечать на соответствующие вопросы жизни, превращая свое жизнесозерцание и миросозерцание в Богосозерцание. Чужие ответы слишком часто остаются "теоретическими", не приемлются сердцем и не строят духа.

Поэтому нет необходимости давать здесь систему ответов на поставленные выше (в виде примера) вопросы жизнесозерцания: эти ответы всегда могут показаться кому-нибудь и не удовлетворительными, и не убедительными (попытку дать ряд таких ответов я сделал в трех книгах, постепенно восходящих от простого к сложному: "Ich schaue ins Leben", "Das verschollene Herz", "Blick in die Ferne"). Но для того, чтобы пояснить учение о религиозном катарсисе и об огнях жизни, чтобы не предлагать отвлеченной теории там, где необходимы живые и содержательные указания, я попытаюсь сейчас же дать несколько примерных ответов.

Чему учит меня бессонница?

Она наглядно удостоверяет меня, что наш человеческий произвол имеет свои пределы, ибо сон наступает "сам собою" (по выражению Аристотеля - "υου") и не повинуется приказу. Мы живем пронизанные таинственной сетью природных законов, к которым надо прислушиваться, чтобы верно внимать их сокровенной разумности. Откуда она, эта разумность? Как вступить мне в ее целебные воды? В долгие часы ночного одиночества, покинутый всеми, я дивуюсь на эту Богом созданную таинственную разумность и учусь доверяться ей и предстоять ее Творцу. Бессонница дает мне одиночество; а к Богу можно прийти только оставшись с Ним наедине. Она открывает мне мою беспомощность; а ее необходимо испытать всякому, чтобы узнать, откуда может прийти истинная помощь. Она заставляет меня испытать, что есть тайна сна и благословение сна; а тайна и благословение суть пути, ведущие к Богу. Лучами духа я освещаю всю свою жизнь и слышу, как освобождается во мне голос моей совести; а голос совести есть сразу зов Бога и моя молитва к Нему. И так все завершается молитвой. Так я хотел бы уснуть и в час смерти. Господи! Благодарю Тебя за эти дары бессонной ночи! Ибо Твой свет светил мне в этой земной тьме!

Что значит эта "скука", переходящая в "тоску" и в безысходное томление?

Мной овладевает безрадостность, мертвое безразличие ко всему, душевная подавленность, духовное бессилие. Мне все не мило, я ничего и никого не люблю. Словно иссякла во мне сила любви, дар видения, способность радования. Мир ли оскудел со всем своим богатством, во всех своих тайнах и глубинах, со всей своей красотой? Нет, это я оскудел: не говорит моя любознательность, не поет мое сердце, не мечтают мои желания. Это означает, что счастье наше - в любви, и что тоска - от ее угасания. Почему же она угасла во мне? Не потому ли, что я плохо и безмерно любил недостойное? Значит необходимо искусство любви, верный выбор предмета, любовь из главного (она не иссякает!), любовь по главному (она разгорается все сильнее!), любовь к главному (она не разочаровывает!). И если сейчас нет во мне всего этого, то я терпеливо пережду мою тоску и попытаюсь пробудить мою любовь состраданием и добротой.

Чему учит меня моя бедность?

Это школа - суровая, школа унижений: всем кажется, будто бедный - "хуже" других, "недостойнее" других и именно потому осужден жить без "радостей". И вот, человек не должен желать богатства, пока не победит этих унижений, т.е. пока не убедится в их мнимости. Чтобы убедиться, что он не "хуже" других, бедный человек должен найти настоящий критерий добра и зла, и утвердить свое сердце и свою волю в добре; этим он победит первое искушение бедности. Чтобы убедиться, что бедность и богатство не определяют ценности человека, бедный должен утвердить в себе чувство собственного духовного достоинства и тем победить второе искушение бедности. Затем он должен убедиться в том, что богатство не обеспечивает человеку ни любви, ни счастья, ни радости. Истинные источники радости доступны и бедному, и к этим источникам радости он должен найти верный путь, побеждая этим третье искушение бедности. И тогда его сердце станет неспособным к зависти, из которой родится всяческая злоба, пошлость и революционность; тогда он утвердится в доброте сердца и в свободе духа, и победит четвертое искушение бедности. Этим он духовно созреет к богатству и всякое имущество станет для него орудием свободы, доброты, любви и духа. Вот для чего нашему поколению послана нищета... Господи! Благодарю тебя за эту дивную школу бедности! Она научила меня духовной свободе от земных "благ"...

Что же предпочесть мне в жизни - ум или хитрость; чему довериться, чем жить?

Надо предпочесть то, от чего человек /делается добрее, благороднее, чище, мудрее; то, что ведет его к духовности и к созерцанию Бога. - Хитрость от инстинкта, она приближает человека к животному; хитрость от чувства опасности, угрожаемости, она есть порождение страха; хитрость родится из жадности и ведет к вражде, она противоположна любви и означает борьбу всех против всех. Хитрость есть неверие в силу добра и мужества; она свидетельствует о жизненном бессилии религиозной веры. Хитрость можно прощать, но ее трудно не презирать. Она свидетельствует о слабости духа и уводит от Бога.- Но разве ум не уводит от Бога? Разве он исключает пошлость? Разве можно прожить одним умом? Нет! Ум без сердца - мертвец; ум без совести - подлей: ум без воли - глупец; ум без воображения - слепец. И вот, наша эпоха, приведшая нас к кризису "голого ума", показывает нам вдали новую великую идею, - идею будущего, - идею ума-разума, созерцающего из сердца, желающего из совести, мыслящего духовно и верующего в Бога; идею, в сущности древнюю, исконно священную, но нами утраченную. Ради осуществления одной этой идеи стоит жить, страдать и трудишься, ибо в ней залог и начало новой христианской культуры. В ней - наше духовное возрождение.

И так, каждый вопрос, из духа рожденный, и каждый ответ, духом найденный, - дают мне свет и очищение, ведут меня к Богу.

Чему учит человека его телесная красота? - Она учит его деликатности, такту, смирению. Она учит его не мириться с собственным душевным безобразием и нравственным уродством; она требует от него внутренней гармонии и духовной красоты, чтобы он не жил среди людей в виде фальшивой маски совершенства, вечным соблазном для духовных слепцов...