8) сознания собственной значительности".

Возможно, в своей книге, рассчитанной на весьма популярный уровень, он решил не перегружать читателя излишней четкостью определений. Однако если слегка подправить этот недостаток, то получается вполне ясная картина.

Те же три сферы человеческой жизни задействованы и в желаниях удовольствия, которое способно приносить удовлетворение реальных или мнимых потребностей человека. К уровню биологического функционирования относится: желание сна, пищи, сексуального удовлетворения. К душевно-эмоциональному уровню - желание денег и вещей, которые можно приобрести за деньги. Наконец, к уровню духа и самосознания относится желание сознавать собственную значительность.

Фундаментальная наука и христианская аскетика не считают желания, мотивированные страхом, основными, подлинно руководящими поведением людей. Окружающая жизнь сплошь и рядом показывает, что, когда возникает коллизия между ними и желаниями удовольствия, люди легко приносят их в жертву последним. Но Карнеги, как уже было сказано, писал не научное исследование, а руководство, как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей, ему важны были не только ведущие, но и менее заметные мотивы.

Помимо собственной классификации мотивов человеческого поведения, Карнеги приводит еще два варианта, принадлежащих ученым: психологу Зигмунду Фрейду и философу Джону Дьюи. Мы можем все эти варианты сравнить с тем, какой дает авва Дорофей. Собственно, классификация древнего нравоучителя основана на Новом Завете и соответствует двухтысячелетней христианской традиции: "Как всякий грех происходит или от сластолюбия, или от сребролюбия, или от славолюбия, так и ложь бывает от этих трех причин".

Авва Дорофей не рассматривает естественные потребности и мотивы, обусловленные страхом их не осуществить. В его поле зрения - ситуация, когда целью становится не поддержание жизни, а исключительно удовольствие при удовлетворении реальных или надуманных потребностей. Определив три типа страстей, он в точности следует евангелисту Иоанну Богослову: "Кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего" (1Ин. 2, 16). В данном случае библейское понятие "мир" означает совокупность мирового зла.

Зигмунд Фрейд, основатель одного из самых модных направлений психологии XX века психоанализа - сократил число мотивов, лежащих в основе всех наших поступков, до двух: сексуальное влечение и желание стать великим. А цитируемый Дейлом Карнеги американец Джон Дьюи, один из основателей философии прагматизма, вообще считает самым глубоким стремлением, присущим человеческой природе, "желание быть значительным". "Запомните это выражение: "желание быть значительным", с нескрываемым торжеством указывает Карнеги. - Это существенно. Вы много прочтете об этом в данной книге".

Самая безотказная "педаль"

Итак, Карнеги нашел страсть, воздействуя на которую можно безотказно добиваться искомого им результата. "Почти все желания удовлетворяются, - замечает он, - все, кроме одного. Одно желание, почти столь же сильное и властное, как желание пищи и сна, редко осуществляется. Это то, что Фрейд называет "желанием быть великим", а Дьюи - "желанием стать значительным"." Обычно Карнеги все свои утверждения иллюстрирует примерами из жизни бизнесменов и президентов. Чтобы подчеркнуть силу этого желания он обращается к аргументу, хотя неожиданному, но очень точно соответствующему учению о страстях христианской аскетики, о чем он едва ли подозревал сам. Карнеги показывает, к чему может привести страсть "быть великим", если человек не сможет смириться с ее неосуществимостью. Он говорит о душевнобольных: "В общем, ненормальные люди счастливее нас с вами. Многим из них нравится быть ненормальными. А почему бы и нет? Они разрешили все свои проблемы. Они выпишут вам чек на миллион долларов или дадут рекомендательное письмо к Ага-хану. В созданном ими мире грез они обретают сознание значительности, которого столь страстно желали".

Если всерьез отнестись к этим строкам Дейла Карнеги, не лишенным традиционно грубоватого американского юмора, то причиной помешательств он однозначно считает все ту же неутоленную гордыню. Помимо спорного тезиса о безмятежном счастье помутившихся рассудком людей он как американец делает из этого весьма оптимистичный вывод: "Если некоторые так жаждут подобного сознания, что действительно сходят с ума, чтобы обрести его, то, представьте себе, каких удивительных вещей мы с вами можем достичь, давая людям подлинное понимание этой стороны безумия".

Как мы видим, не желание предостеречь своих читателей от столь печального исхода и не сострадание к несчастным душевнобольным побудило его вспомнить о них. Карнеги совсем не скрывает своего рода особое удовольствие, что этой страстью можно легко манипулировать, он даже готов поделиться этим удовольствием с читателями. Однако приведенный им факт наводит и на серьезные размышления.

Потерявшие рассудок люди, как утверждает Карнеги, живут в "созданном ими мире грез", что очень похоже на правду. Но в "мире грез" живут не только пациенты психиатров. В соответствии с христианским нравственно-аскетическим учением все, кто потерял свое собственное "я", растворившись своими желаниями, страстями подозрениями и представлениями в том, что вокруг, а не в них, - все обманывают себя.

Во лжи обвиняется современная цивилизация. Человек или манипулятор?

Карнеги без всякого смущения учил Америку оказывать влияние на людей и в качестве рычагов и педалей управления использовать их страсти и прежде всего гордость и тщеславие.