В одну из своих встреч с о. Арсением я рассказала ему об этом. Он ответил: “Замечал, еще будучи с ним в лагере. Это дар Божий, дающийся человеку большой веры. Вы, Мария Адриановна, конечно, слышали, что есть большие святые земли Русской, которых в народе называли юродивыми. Их святость велика, вера в Господа беспредельна, “судьбу рекут” и чудеса совершают, а ведут себя на людях странно и непонятно, по-современному у них есть “отклонение от нормы”, у одних больше, у других меньше.

Например, в день рождения все несут новорожденному цветы и конфеты, совершенно не нужные ему, а Даниил Матвеевич подарит именно то, что жизненно необходимо человеку, и скажет слова, которые согреют душу, и нужны они. Помните первую вашу встречу, он сказал: “Хороша Маша, да не наша...” Видел Вас в первый раз, но сказал, словно знал давно. В лагере, в жизни, на работе многим представлялся, вероятно, наивным и инфантильным, и в то же время – крупнейший специалист в области геологии, все сочеталось и сочетается в одном человеке.

Не удивляйтесь, скажу Вам – он современный юродивый, с такой же преданной Богу душой, как у юродивых XV–XVI вв., но его поведение среди современных людей соответствует времени. Каждому веку соответствует юродивость своего времени. Если бы сегодня появился юродивый с образом поведения Василия Блаженного, он не был бы понят и его наверняка положили бы в лечебницу. Не удивляйтесь моим словам, Господь посылает Вам счастье общаться с таким человеком. Всегда он был человеком глубочайшей веры, и его слова, что он растерял ее в экспедициях, – одни только разговоры. Где бы он ни был, он защищал слабых, убогих, больных, зарабатывал очень много и все всегда раздавал. Молится беспрестанно, читает Иисусову молитву, но скрывает это. Однажды здесь у меня он встретился с иеромонахом Серафимом. Увидев его, о. Серафим сказал мне: “Это человек Божий, высокого духа, думаю – принял давно тайное монашество”. А о. Серафим провидец. Что целует всех, не удивляйтесь, тоже от юродивости, но мысли людей читает и часто видит, что произойдет с человеком. Может внезапно сказать ему об этом, потом стесняется, что сказал, но говорит по произволению Господа.

Мария Адриановна! Он вошел в Вашу семью, и разве Вы не ощущаете, как все переменилось. Ваша мама и дочь стали другими людьми, мир и спокойствие пришли в дом. Куда бы ни пришел Даниил Матвеевич, приходит радость и благодать Божия. Жить ему осталось немного, боли переносит страшнейшие, но молчит, стараясь этого не показывать. Меня, иеромонаха Арсения, поражает тайность его жизни и сокровенность совершаемых им добрых дел. А их множество.

Он сейчас живет у Вас, и Вы не один раз видели его молящимся перед иконой Смоленской Божией Матери, это любимая им икона; И сразу Вас охватывало желание молиться, такова сила его молитв к Богу”. “Да, – ответила я, – когда Даниил Матвеевич молится, то и маму, и дочь, и меня сразу охватывает непреодолимое желание присоединившись к нему, молиться”. – “Я рад, что Господь привел Вас встретиться с ним”, – и благословил меня. Я глубоко благодарна была о. Арсению, что он поручил мне заботиться о Данииле Матвеевиче.

Вернусь к своему первому приезду с Леной к о. Арсению, полностью изменившему мое отношение к жизни. Вечером (в первый приезд) батюшка минут тридцать говорил с нами о молитве, ее значении в жизни человека, приводил высказывания святых отцов Церкви, подчеркивал неразрывную связь молитвы к Вседержителю и любви к ближнему своему. Я уезжала из Ростова другим человеком, не стало озлобленности, раздражительности, роптания на Бога, пришло спокойствие. Горе осталось, но оно сгладилось. Приехав в Москву, все силы отдала воспитанию дочери и уходу за мамой, стараясь под руководством о. Арсения исполнять две основные заповеди Господни, о любви к Богу и людям. Как только было возможно, ездила с Леной, Юрием и Даниилом Матвеевичем в Ростов, в Москве часто ходила в церковь вместе с Аней, а иногда с Георгием Алексеевичем и Даниилом Матвеевичем, дома молились мама, Аня и я. По завету батюшки, как могла, опекала Даниила Матвеевича, благо жил он от нас в пяти минутах ходьбы. Приходил к нам почти через день, потом переехал к нам.

Через полгода после смерти Даниила Матвеевича Георгий Алексеевич попросил меня стать его женой. Поехали в Ростов, о. Арсений благословил, и вскоре мы обвенчались и зарегистрировались. Мама и Аня не возражали. Мне было к этому времени 32 года.

Потом стало понятно, что молитва “Царице моя преблагая, надежда моя Богородице...” была любимой у о. Арсения, и многим, пришедшим в горе, читал он ее.

Мария Тропарева (1964–1975 гг.).

Воспоминания Даниила Матвеевича о лагере и о спасении его о. Арсением были записаны в 1965 г. доктором Ириной Николаевной. Из архива В. В. Быкова (получено в 1999 г.).

БЕСЕДА

28 июля 1965 г.

Это моя третья запись беседы-разговора о. Арсения; я записывала то, что слышала, когда приезжала. Существует довольно много других записей, сделанных теми, кто приезжал в другие дни.

Свои беседы, разговоры со своими духовными детьми о. Арсений всегда вел с точки зрения учения Церкви, ее канонов и установившихся преданий. Очень не любил говорить о последователях мистических учений: теософах, антропософах, йогах, индийских учителях-гуру, Блаватской, спиритах и тому подобных последователях псевдорелигий.

Однажды мне пришлось присутствовать в одном доме в Москве, куда он приехал к своей больной духовной дочери Анне Федоровне. Приходило, конечно, много духовных детей, с каждым надо было поговорить, посоветовать, поэтому и прожил он шесть дней. Один вечер был полностью испорчен. К больной родственнице зашел ее племянник, человек уже в летах, представительный, заведующий какой-то кафедрой в МГУ. Поздоровавшись с о. Арсением и узнав, что он священник, обрадовался и, называя о. Арсения “батюшкой”, сказал, что уже давно хотел поговорить в домашней обстановке со священником. Мы все (нас было шесть человек, кроме больной) с интересом смотрели на пришедшего, но не предполагали, о чем пойдет разговор.

“Слушаю вас”, – произнес о. Арсений. И произошло что-то необычное. Племянник заговорил, и, словно из рога изобилия, пошли вопросы: “Блаватская, масоны, йоги, учение Рериха, антропософы, спириты, теософы, учителя-гуру” и так далее. Мы сидели, а он все говорил и говорил не переставая, противопоставляя мистические учения христианству, православию; остановить его, вставить слово было невозможно. “Вы священник и должны разбираться в этих вопросах”, – закончил он разговор. Но как только о. Арсений хотел ответить, племянник снова заговорил. Его тетка Анна Федоровна, чувствуя создавшуюся неловкость, сказала: “Кирюша! Дай ответить о. Арсению”. – “Да я еще и половины не сказал”, – ответил Кирюша и продолжил, – “Отец Арсений! Вам, вероятно, приходилось знакомиться с этой сейчас важной в человеческой жизни мистикой, охватившей все страны мира?” – “Приходилось”, – сказал о. Арсений и стал отвечать племяннику, но он не только отвечал, но и задавал вопросы, на которые Кирюша не мог ничего толком ответить, явно показывая, что в мистических учениях абсолютно не разбирается. Он знал только их названия, а когда перешел на критику православия, обнаружил полную несостоятельность, запутался, да так запутался, что вызвал у всех сидящих смех. Доктор физико-математических наук Ангелина Николаевна, духовная дочь о. Арсения, человек резкий и раздраженный тем, что пропадает вечер, которого каждый из нас ждал с нетерпением, сказала: “Кирилл Михайлович! И ежу понятно, что в этих вопросах Вы совершенно не разбираетесь, так для чего разговор затеяли с о. Арсением? Да каждая из здесь сидящих знает больше вас! Что такое антропософия, учение Блаватской, теософия, я сама Вам за о. Арсения отвечу”. И в течение пятнадцати минут она рассказывала об этом Кириллу Михайловичу, закончив: “Все эти учения придуманы темными силами для отвлечения людей от христианства. Человек вы русский, профессор МГУ, тетушка ваша глубоко верующая, так вам православное вероисповедание знать надо обязательно. Знаю, что дед Ваш был священник. Стыдно мне за Вас!” Племянник обиделся и, попрощавшись, быстро ушел. Анна Федоровна, его больная тетка, сказала: “Спасибо тебе, Ангелина, что поставила его на место!” Отец Арсений, чуть-чуть улыбнувшись, произнес: “Немного резко Вы его осадили, Ангелина Николаевна”. Было уже поздно, всем надо было уходить, вечер полностью пропал.