Почти со студенческой скамьи принимают Православие Зедергольм и Шперк. Кем было положено начало перехода этих двух, юриста и филолога, из лютеранства в Православие? Нашими батюшками... Недаром Н.Н. Страхов в разговоре с одним собеседником прибавил: "Но вот, чего Вы не знаете: о. Иоанн Кронштадтский вовсе не единственное у нас лицо: есть несколько таких же; то есть, они делают совершенно то же, что он, только не пользуются этою славой, не имеют такой известности..." Конечно, не "такими же" были другие, мало известные подвижники-батюшки, как о. Иоанн Кронштадтский - современникам свойственно быть близорукими. Такого, как о. Иоанн Кронштадтский мы во всей истории человечества едва ли найдем. Но, спору нет, поистине много было на Руси батюшек, добрых служителей Христа, и они засвидетельствовали своею кровью верность Ему. И теперь они есть, но распознает их лишь тот, кто ищет вечного. Всякий батюшка знает и проповедует, что Православие - вечная религия, вечная, ибо она ни в чем не оставляет не удовлетворенною душу человеческую, а превышает все меры ее искания, все степени ее самых глубинных устремлений. Православие - религия совершенной простоты и совершенной мудрости. Наши батюшки знают это и поучают об этом в своем слове. Но мало этого, они реально в себе это переживают, имея непосредственное общение с вечным. И явят они себя, следуя за своими кормчими, когда настанет для того срок.

Нечто от завещаний

Когда нет личного духовного опыта, скучно читать не только наставления старцев, но и святоотеческие творения. Они как будто мертвы. А разберешься - сухость и мертвенность не у них, а в нас самих. Душа наша мертва, вот и не воспринимаем драгоценных слов, мыслей и афоризмов, от которых можно прийти и в бурный восторг, и в тихую радость. Хорошую оценку такому чтению дал еп. Игнатий (Брянчанинов) в своем "Отечнике": "Тонко-испытные беседы о Боге и чтение тонких исследований о Боге иссушают слезы и прогоняют от человека умиление. (Малою горстью ума своего не исчерпать бездонного моря таин Божиих. - Пр. Н.Д.) Читающий же жития и изречения Отцов просвещает свою душу..." "Что самосветящиеся бриллианты между множеством простых камней, то святоотеческие книги - между произведениями светской литературы..." Подвижники проводили и ночь, и день в тщательном рассматривании своих дел и помышлений: они изучали себя, находятся ли под водительством Бога? Под водительством Св. Духа? Или нет? (Пр. Исаия Отш.) Во всем смирялись они, смирение же и по пословице: "Богу угождение, уму просвещение, душе спасение, дому благословение, а людям утешение..."

Утешительно и смиренно было настроение о. Александра Боданина (Вологда, † 1913), когда он приходившим к нему за советом говорил: "Идите к своим пастырям: что я могу сказать? Ведь я куча навоза, а вы идете зачем-то ко мне, дураку. Когда надо вам спросить о чем-нибудь важном, подойдите после обедни к своему батюшке, когда выходит из алтаря, после приобщения он бывает прозорлив, спросите у него, и он скажет именно то, что нужно делать..." Другу своему, который пытался его снять фотоаппаратом, сказал: "Если ты снимешь меня без моего ведома, то и дружба врозь. А если хочешь снимать, то сними свинью и напиши: Александр Боданин". И с горьким вздохом заключил: "Да, какой же я грешник, ведь таких нет на свете, как я пресвитер. Только надеюсь, что Господь многомилостив и благоутробен и щедр, не хочет смерти грешнику, надеюсь, и меня помилует. Солнце, проходя места мрачные и скверные, освещает и согревает их, так и Бог, проходя наши нечистые навозные сердца, освещает и даже согревает их теплотою Духа Святого, хотя бы мы были при последней минуте жизни земной..." (Тр. Сл. 1916 г.)

Спасо-Елеозаровской пустыни старец схиархимандрит Гавриил (Казань, † 1915) преискренне завещал своим духовным детям: "Скоро, может быть, я умру... Оставляю вам в наследство великое богатство, для всех неоскудеваемое. Его всем хватит, только пусть пользуются и не сомневаются - будут жить безбедно, кто сумеет его себе присвоить. 1) Когда кто почувствует себя грешником и не находит выхода себе, пусть затворится в келье один, читает Сладчайшему Иисусу Христу канон с акафистом, и плачем утешится уврачеванный... 2) Когда кто находится в напастях, каких бы то ни было, пусть читает молебный канон Божией Матери ("Многими содержим напастьми...") и пройдут для него все напасти бесследно, к стыду нападающих на него. 3) Когда нуждается кто во внутреннем душеосвящении, пусть читает со вниманием 17 кафизму, и откроются ему внутренние очи, возникнет потребность чаще очищать свою совесть исповедью и причащаться Св. Таин Тела и Крови Христовых... явится добродетель милосердия к другим, чтобы не зазирать их, а страдать о них и молиться. - Тогда явится страх Божий, и в нем отпечатлеются страдания Спасителя, до смерти любящего нас... Явится и наша любовь к Нему благодатная с силою Св. Духа, Который возбуждает нас на все подвиги, научает совершать их и терпеть... В терпении нашем мы увидим и восчувствуем в себе пришествие Царства Божия в силе Его, и воцаримся с Господом и обожимся... Тогда для нас покажется этот мир совсем не тем, каким он нам теперь рисуется. Впрочем, мы его не станем судить, так как судить его будет Иисус Христос, но мы увидим мирскую ложь и грех в нем. Мы увидим и правду, но - только в Спасителе, и будем ее почерпать только в Нем одном.

Ложь... Мы ее видим и не видим... Ложь - это сей век со всеми его прелестями - скоропреходящими, ибо все минует и не воротится... Правда же Христова пребудет во век века. Аминь".

В предсмертных думах о. Алексия Колоколова (Санкт-Петербург, † 1902) есть и такие: "Дни мои сочтены, не сегодня, завтра меня не будет с вами, степень этого чувства не доступна никакому ученому постороннему наблюдателю и до измерения его никогда не дойдут, оно доступно только живущему, испытывающему его в себе. Но я не ощущал в жизни более радостного, спокойного и миротворного состояния духа, чем теперь в ощущении своего преддверия смерти. Я теперь как бы не ощущаю при себе тела. Ничего мне не хочется для него... Что боли для жизни? Иногда они, несмотря на всю их силу, - ничто, или забываются. Женщина в каких болях рождает дитя, а забывает скорбь за радость. Так и смерть, перерождая человека в новую жизнь самим этим мукам разлуки с миром доставляет неописуемую радость... Одно отчаяние должно быть в смерти, если нет упования на новую жизнь и знания о ней... Тяжела смерть для язычников и атеистов... Ад вечного раздражения, недовольства от неудовлетворенности влечений сердца, съедающая скорбь по земной жизни и отчаянная злоба от сознания бессилия облечься в плоть и вернуться в мир плоти... переселится человек в духовный мир, не живши на земле духовною жизнью и не испытавши ее сладости, он там и будет жить, как пловец, выброшенный на необитаемый остров, все будет ему чуждо, неизвестно и странно. Вот этого и надо страшиться в смерти... Мне не жаль разлуки с земною жизнью: одна суета в ней да рабство, а нет в ней счастья полного... В дальней и длинной дороге без посоха, сил и запаса пищи трудно, а молитвы живых для загробного скитальца, что как не это?.. Настанет и для вас час смертный, и вы увидите суетность и пустоту житейских благ, борьбы из-за мелочей и привычек жизни, и взгрустнете о том, что из-за рабства телесного не возрастили лучшие и возвышенные порывы души своей... И если бы была в вас жажда благодати Божией и если бы вы ценили этот дар, то вы искали бы ее от священника, усиленно просили бы ее, а вы считали для себя унижением принимать благословение и особенно возмущало вас лобзание руки иерейской. Случалось ли вам в пути, в знойный день, задыхаться от жажды? В таком состоянии, когда человек видит возможность освежить себя водой, готов за глоток ее не только поцеловать руку дающему, а отдать за него все? Такое отношение было бы в людях и к благодати, если бы ценили ее и ощущали ее необходимость для жизни. А благодать для души то же, что пища для тела, силы для жизни, без нее человек слаб и мертв".

"Шумит ветер в полночь и несет листы... Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания и вздохи" ...об утраченном, пережитом и о грядущем. Пред концом ее человек полон искренности и правды. Он раскрывает всю свою душу, дает совет, как исправиться к лучшему, молит и просит не забыть и его. Сам, напоенный евангельским духом, он к этому духу зовет и нас с лаской и любовью. Он просит, чтобы заглянули в душу, в сердце и там заключили союз с Предвечным Словом, от Которого и да сподобимся благоговейно принять опытно жемчуг вечных слов...

О великом затворнике

Профессор Московского университета Гершензон трудился над каждой рифмованной строчкой А.С. Пушкина, делая комментарии, производя анализ и делая дальнейшие выводы, тем делая нам все более близким гениального поэта. Тем более нам, вставшим на путь духовного обновления, необходимо нужно внимание обратить на каждую страницу не менее великого в своей области, столпа Церкви и духовного поэта, епископа Феофана Затворника. По печатным своим трудам он не имел себе равного в России. Заслуженную характеристику его творчества дал в своем дневнике один служитель Слова, укрывшийся под псевдонимом "Б., священник": "В семинарии нас держали на другом учебнике, когда имеется такой гигант по истолкованию Писания, как еп. Феофан Затворник. Нам не позаботились даже сообщить о нем. Я всего неделю как натолкнулся не него случайно у соседа священника. И теперь все мои надежды на успех борьбы с сектантами покоятся на истолковательных трудах еп. Феофана. С ним нет основания пугаться всех трудностей полемики... Будь свят. Феофан не епископом, а литератором, он был бы великим писателем Земли Русской, а у нас он скрыт под кучами былия сухого..." Подлинно, он велик как писатель и в епископском сане. Если беспристрастно и внимательно изучать его многочисленные и спасительные труды, то реально убеждаешься в подлинности данного определения. На опыте подтверждается и его духовная сила и действительность, живущая во всех произведениях. Есть классический совет: "Если сердце холодно и молитва не идет, обратись к Евангелию. Если и это не поможет, раскрой творение любимого Отца. Такой "друг" должен быть у каждого..." И у нас он есть, такой друг - свой.

Скромность, величие духа, смиренномудрие - обычное состояние великого Затворника. В "Прав. жизни" (№ 7 за 1959 г.) мы уже писали о его смирении. В дополнение можно сообщить один поразительный факт, когда еп. Феофан обратился за советом о молитве к мирянину. Сам - непрестанный молитвенник и знаток святоотеческих писаний на эту тему, которые он и перевел с греческого, он, однако, спрашивает у С.А. Первухина:

"Скажите мне, пожалуйста, как молиться? Совсем весь толк в этом потерял... То будто нешто, то совсем никуда не гоже. Может быть, книжное дело мешает... но ведь надо же что-нибудь делать?" - "Вы не все сказали. Мне хотелось еще слышать Вашу мысль о молитве. Я понимаю молитву чувства, которая и внимание сковывает единым, и благоговейную теплоту дает; но не умею в толк взять, что есть духовная молитва?.. Вообще же я очень скуден опытом духовным. И молитва моя обычно идет дурно. Все уходит ум в пустомыслие. Никак не сладить. Как его не тяни, никак не присадишь на место. Вы как думаете?.". "Что Вы намерены около меня поселиться, не могу одобрить. Самый худой делаете Вы выбор. Соблазнов от моей дурной и нерадивой жизни не оберетесь. Речи иногда-таки бывают сносные, а уже дело - Боже упаси! Я затем и в пустыню ушел, чтобы не разорять душ христианских своею дурнотою и чтобы неведущих меня хоть словом пользовать, в чаянии, не сжалится ли ради того надо мною Господь и не даст ли хоть под конец жизни дух покаяния в очищение грехов моих - и великих, и бесчисленных". ("Письмо к одному лицу", "Т. сл"., 1916).