Восприятие света, в опыте явлений "внутреннего света", так же реально, как и восприятие света физического. В писаниях святых подвижников часто сообщается о созерцании ими этого невещественного, Божественного света. Проявление его иногда бывает так сильно, что он излучается во вне и воспринимается подобно свету видимому, делая сияющим самое тело подвижника. Красота духовная, ослепительная красота лучезарной, светоносной личности дебелому и плотскому человеку никак не доступна. "У аввы Памво лицо сияло, как молния, и он был как царь, сидящий на престоле своем..." Пред смертью аввы Сисоя, когда сидели около него отцы, лицо его просияло, как солнце... Некто встретился с аввою Силуаном и, увидев, что он лицом и телом светел, как Ангел, пал на лице свое... Один брат пришедши в скит, к келье аввы Арсения, посмотрел в дверь и видит, что Старец был весь как бы огненный... Мотовилов говорит преподобному Серафиму: "Не могу, Батюшка, смотреть, потому что из глаз Ваших молнии сыпятся. Лицо Ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли..."

Чудесный Огонь, горевший в преподобном Сергии, привлекал к нему хотя бы раз увидевших его. Во время пения "Тебе поем" огонь спал "как бы с неба, и ходил по престолу, объемля светом окрест весь алтарь", и окружая священнодействующего Сергия. При приобщении же им Святых Даров, свился Божественный огонь и вошел внутрь потира, которым и приобщился Преподобный. Нечто подобное было и в жизни старца иеросхимонаха Амвросия. В какой-то доле просветление лица наблюдалось у епископа Феофана и у святого праведного Иоанна Кронштадтского. Отец Иоанн становился перед Господом, как перед солнцем и, чувствуя невыразимый блеск света Божественного, закрывал глаза и ясно ощущал свое нахождение в лучах этого света и от них теплоту, радость и близость ко Христу-Спасителю... От благодати Божией лицо его было благолепно, как у Ангела, и хотелось на него смотреть... Грех искажает человека, а благодать световидно красит его... Дух Святой живет в нас и делает нас похожими на Господа Иисуса Христа, как дети бывают похожи на своего отца.

Много было излучений собственного света у подвижников VI века и записанных в "Луге Духовном" и в житиях святых. Огромно наследие Отцов о свете. Оно нас удивляет и несказанно радует. В нем - заботливая любовь Христова к немощным людям... Нет Фавора как славы, как света без страдания. И нет опоры для духа человеческого вне созерцания Христа. Созерцай Господа, и Его образ отразится в тебе и не даст тьме одолеть тебя, связав тебя навсегда как грешника, лишенного движений к добру. Пусть пройдет перед взором твоим смертный ужас и кровавый пот, и страдания Господа. Когда будешь смотреть на Него, Он, несущий страдания, взглянет на тебя и сделает с тобою то, что сделал некогда с Петром - ты "выйдешь и станешь горько плакать..." Евангелие - полнота Откровения. Это солнце, в сравнении с которым другие Боговдохновенные книги - только планеты, сияющие заимствованным светом. Там вещал Бог устами пророков; здесь говорит с нами Сын Божий - Богочеловек, вся жизнь Которого была откровением света. "Я - свет миру" (Ин. 8, 12), провозгласил Христос. Он не носитель только света, а Сам - Свет, воплощенный, ипостасный Свет. Верующий в Него по опыту знает, что своим внутренним просвещением он обязан этому всемирному свету, как солнцу - в мире физическом. Христианство не только религия любви, но и света. Христос учил о тайнах Царствия Божия, поучая законам вечной Божественной жизни, о "внутреннем свете" как о духовной Богочеловеческой жизни. Насколько душа ценнее тела, настолько свет внутренний, или духовный, важнее внешнего, физического и, обратно, настолько же внутренняя, духовная тьма опаснее, губительнее, ужаснее мрака ночи и слепоты. Теряющий внутреннее зрение утрачивает с ним вместе и вечную, Божественную жизнь, принадлежностью которой так же, как и жизни физической, является свет (Ин. 1, 4 и др.)... "Просвещение душевно-телесное нужно только в пределах пространства и времени. Между тем, какой смысл рассматривать под микроскопом инфузорию и не заглянуть ни разу в свою душу? Какая радость пользоваться электричеством и не видеть никогда дневного солнечного света? Свет внутренний, духовный не только просвещает, но и животворит. Мера внутреннего света всегда будет соответствовать степени нашего духовного роста. Обилие духовного света возможно лишь под условием высокого подвига. В этом мы убеждаемся на примере и учении святых, соединявших в себе с духовным превосходством и яркий, доходивший до внешнего осияния, блеск "внутреннего света". Таинственна природа света внутреннего. Существо этого света Божественно-непостижимо. В своих высших обнаружениях "внутренний свет" есть свет Божественный. Он открывает тайны прошлого и будущего. Он вводит в постижение религиозных истин, умозрений, идей... В своей непостижимой сущности духовный свет превыше всякой души. Он присущ духовному миру как целому. Чистое сердце, возвышенный ум, чуткая совесть - только средства к его созерцанию. Но сам по себе он "велия есть благочестия тайна" (1 Тим. 3, 16) в отношении нашего духа... Ты, Господи, весь сладость, весь свет и жизнь. Просвети нас светом Твоего Богоразумия... Воспрослави Божественною Твоею силою, и не оставь нас, уповающих на Тя...

То, чего нельзя забыть

В двадцатых годах при святом Софийском храме (Харбин) служил прот. отец Феодор Порфирьевич Стрелков. Высокий ростом, могучего сложения - богатырь по телу и духу. По характеру он был кроткий, как дитя, и смиренномудрый. Моя дружба с ним возникла на почве книжных стяжаний. Оба мы любили книги, искали их и приобретали. У отца Феодора уже была значительная библиотека, а у меня довольно скудная. Дружба наша была крепкая, несмотря на разный возраст. Мне было 26 лет, а отцу Феодору 70. По дружбе я и пользовался его книгами. Однажды на полке его появились два тома толкования к Римлянам епископа Феофана Затворника. Так как мне было полное доверие, то эти книги появились и у меня. С величайшей любовью, при прочитывании, я делал из них выписки. Этот процесс списывания давал мне полный душевный покой и сердечную сладость от раскрываемого смысла самого текста посланий. Не могу удержаться, чтобы частично не использовать выписки того, на что главным образом было обращено мое внимание. Есть поразительные места, принадлежащие преимущественно перу самого епископа Феофана:

"Веровать свойственно душе возвышенной и великой, а неверие служит признаком души неразумной и низкой. Неверие показывает ум слабый, мелкий, скудный... Как сладостна и успокоительна жизнь в духе веры. Она возгревает и укореняет упование. Как это? - посредством всего, что совершается сердцем, а не умом. Если здесь, при всей внешней прискорбности, жизнь эта доставляет такое успокоение и такую блаженную сладость, то там все это будет в неизреченно высшей степени. Ничто не может поколебать меня в этой надежде. Бог, давший мне вкусить эту сладость здесь, ужели лишит меня таковой там? Быть этого не может. Как верно то, что я испытываю, так несомненна надежда моя... Мы утверждаемся на надежде, но не на людей, которая часто разрушается и срамит надеявшегося. Наша надежда - Бог. Давший нам обетование всегда жив... Безбожники смело решают: нет Бога. Они правы в том отношении, что нет Его в их мыслях и чувствах, - не умеют они видеть Его в дивных делах Его. Но кто может согласиться, что их решение соответствует действительности? Сказать: нет Бога, не большее ли есть безумие, чем сказать камню: ты мой Бог!? Умствование, подобно лабиринту и рифам, нигде не имеет конца, не дает мыслям установиться на камне и ведет начало от самохвальства. Те, которые стыдятся допустить веру, не знают небесного и кружат в вихре бесчисленных умствований. Жалкий, стоящий того, чтобы непрестанно о тебе плакать!..

Сила победительная исходит от любви к Господу. Он нас столько возлюбил! Его любовь к нам зажгла в нас любовь к Нему. Горя любовью к Нему, мы пребываем Ему верными, несмотря на смертные опасности, грозящие нам. Крепка, как смерть, любовь... Благоволение любви любимого Господа - это и есть рай. Любящий Господа и любимый Им везде будет в Раю, хотя помести его в ад; как наоборот нелюбимый Господом и не любящий Его везде будет в аду, хотя помести его в рай...

Кто верует во Христа, делается праведным, потому что приемлет от Него и чрез Него благодать, претворяющую сердце и все его преисполняющую святых чувств и расположений, из которых исполнение заповедей исходит как плод естественный...

Что глаза в теле, то в душе вера и ведение Божественного. Вера есть величайший подвиг, высший всех подвигов, корень и основа их. В существе дела все от веры сердечной. Вера, когда жива и пламенна, не может укрываться в сердце без обнаружения, а сама собой выходит и в слове, и во взоре, и в движении, и в делах. Так вера и исповедание ее в истине своей неразлучны... Если же вносишь ты дела в основу спасения, устраняешь благодать; и основа твоя гнила бывает. А к благодати взор свой простираешь, то отвлеки его от дел, ибо при благодати дела уже не дела, то есть ничего не значат. Таким ты их и сочти в уме твоем и в сердце твоем или совсем их изгони из внимания и голым себя представляй воздействию благодати Божией... Со всею зоркостию следи за сердцем, как бы не прокралось туда высокое о себе мнение. Ибо как только оно прокрадется, так ослабит веру, а за сим ослаблением последует надломление, а от надломления недалеко до отломления, а в этом пагуба. Бойся высокоумия, как огня, и со всяким страхом и трепетом содевай свое спасение... Не опирайся слишком на внешнее, хотя оно и нужно; а главное - сердце созижди. Верою прилепись ко Господу - спасешься. Не внешнее что приводит к Богу или отводит от Него, это устрояется внутренним настроением, не внешнее, а в сердце... Христианство начинается с того момента, когда зарождается в сердце позыв и стремление к небесному, духовному, вечному и Божескому, с отвращением от земного, чувственного, временного и тварного. Дух Христов противоположен духу века сего...

Зарождается такой дух жизни христианской, когда благодать Божия, нашедши вход в сердце человека, пробуждает там страх Божий и растревожит совесть... Пока не обновлен ум, или дух, пока он весь объят и подавлен духом века сего, до тех пор не может человек познать и понять волю Божию; не внятна она для него, невместима, сколько не толкуй... Чего же желает Бог? Того, чтобы мы любили нищету, смиренномудрие, презирали славу, жили воздержанно, а не роскошно, в скорби, а не в неге, плакали, а не веселились и смеялись...

Пока мы здесь, на земле, отвержение Божие не бывает окончательным, оно всегда есть только исправительное. Отвергает Бог, чтобы самым отвержением образумить и привлечь к Себе... Богозрение есть высшее духовное совершенство. Предайте все Богу и успокойтесь! Кто при всем желании и трудах участь свою Божией предает милости, тот и оказывается у Бога достойным милости. Верьте, что Бог во всех делах Своих благ и прав, и успокоитесь в преданности Его премудрым и непостижимым для нас определениям и решениям. Самое же сильное побуждение к богоугодной жизни есть сознание великих Божиих благодеяний... Дух по естеству своему Божествен; почему, когда пробуждается, к Богу устремляется, к Богу прилепляется, Богом живет и жить хочет. И если он с ревностию направляет всю свою деятельность к Господу, значит живет дух его; если нет - не живет... И как бы велико ни было твое дарование, не высокомудрствуй о себе, и как бы оно ни было мало, не тянись в высь и не бери на себя того, что не по силам твоим... Гордыня есть болезненный образ мыслей... Скорбь ли, нищета ли, узы ли, голод ли, смерть ли, другое ли что постигнет тебя, Бог силен изменить все это в противоположное..."

Так прекрасны и питательны для души эти строки, что мной были извлечены из книг прот. Феодора Порфирьевича. Всегда держу имя его в своем молитвенном правиле. Через него я восполнил недостававшее мне нечто из области духовных откровений. Господь не оставит его Своею милостью за все то доброе, что посеял он вокруг себя. Однажды у него за столом молодые родственницы обратились ко мне: что Вас влечет к духовным знаниям? Вы еще молодой, сильный, здоровый, искали бы лучше прикладных знаний. - Да! - Ответил я, - но ведь мы не знаем сроков нашей жизни". Надо торопиться с познанием той области, где будет наше вечное пребывание. Земные знания временны, со смертью останутся здесь, а знания о Боге и потустороннем мире пойдут вместе с нами, когда придет час расставания души с телом. Эти знания вечны, и с ними пойдем мы в жизнь бесконечную. Превосходство и ценность их реально нами переживается даже и в этой многопечальной и суетной жизни. Этих же преимуществ о духовных знаниях держался и дорогой друг мой отец Феодор, скончавшийся ровно 36 лет тому назад в Харбине.