ГЛАВА I КАВКАЗСКАЯ ХРИСТИАНСКАЯ ПАСТВА ДО УЧРЕЖДЕНИЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ ЕПАРХИИ

Преемница основанной в 1261 г. Саранской епархии, учрежденная в 1602 г. Астраханская епархия долгое время распространяла свою деятельность на территорию Северного Кавказа. Ее первому епископу Феодосию было присвоено царем Борисом Годуновым наименование Астраханского и Терского по имени двух главных ее городов. До этого Астраханский край в церковном отношении подчинялся Казанской епархии. В 1664 г. в Терки уже был монастырь и два храма. Терки стали первым форпостом православия на Северном Кавказе.

С конца XVII в. в прикаспийские области Северного Кавказа стало прибывать большое число казаков-старообрядцев. В 1723 г. казачьи поселения Гребенской линии были официально подчинены Астраханской епархии. С этого времени, по воле царя Петра I, тогдашний епископ Астраханский преосвященный Лаврентий стал также именоваться Ставропольским (по названию построенной Петром I крепости Святого Креста на р. Сулак). Этот титул вслед за владыкой Лаврентием на протяжении XVIII в. последовательно носили епископы:

Варлаам (1727—1731), Илларион (1731—1751), Мефодий (1751—1776), Антоний (1776—1786), Никифор Феотаки (1786—1792).

К 1725 г. на Тереке было не более 4—6 церквей. В донесениях войскового начальства шла речь о том, что «в гребенских городках не имеется ни одного попа, за исключением Терской крепости». На «гребне» тогда уже существовали Червленый, Щедринский, Курдюковский, Старогладковский и Новогладковский казачьи городки. Укрепление и расширение позиций России на Северном Кавказе привело к постройке в 1735 г. Кизлярской крепости и созданию в 1739 г. Кизлярской укрепленной линии, состоявшей из нескольких новых станиц. В результате увеличилось число церковных приходов с православным русским населением.

Обширность Астраханской епархии не позволяла ее архиереям лично наблюдать и руководить церковной жизнью своей паствы в отдаленных и опасных местах Терека. Безводные степи, грабежи и разбои на тракте» соединявшем Астрахань с Кизляром, затрудняли сношения архипастырей с ее Кавказской паствой. За XVIII в. астраханские архиереи посетили Терек всего четыре раза. Причем поездка епископа Мефодия, побывавшего в Кизляре, Моздоке и Гребенских станицах, завершилась трагической гибелью архиерея вблизи станицы Червленой. Он по неосторожности сварился в горячих источниках, принимая ванны. Возникла необходимость в назначении для Кавказской паствы Астраханской епархии, «духовных персон, доверия достойных». Они получили название «закащики». Этому доверенному лицу епископа поручалось наблюдение над церковной жизнью определенного района (заказа) и управление его духовенством. Впервые эта должность появилась вскоре после присоединения гребенских городов к Астраханской епархии. Первым закащиком стал священник Федор Иванов, которому поручалось «смотрение церковного благочиния» и сбор налогов в виде венечных и лазаретных пошлин. Первоначально, кроме закащика, за церковным благочинием должен был смотреть также протопоп Терской соборной церкви, но затем этот собор был выделен из заказа. Инструкция, выданная в 1732 году Астраханским архиереем закащику, давала ему широкие полномочия в наблюдении за, духовенством и паствой. В указе архиерея на имя войскового атамана гребенских казаков говорилось, чтобы закащику «никакого помешательства не чинилось». Однако большие права, предоставленные закащикам, привели вскоре к неблагоприятным последствиям. Епархиальным властям не раз приходилось умерять чрезмерную строгость своих доверенных лиц, граничащую с произволом и жестокостью. Один из закащиков соборной Кизлярской церкви священник Г. Федотов за лихоимство, вымогательство, произвольные аресты некоторых казачьих старшин, щедрое применение к духовной братии батогов и плетей был отставлен в 1747 г. от своей должности. Институт закащиков тем не менее просуществовал довольно долго.

С открытием же в Кизляре духовного правления власть закащика над духовенством была даже усилена. Он вместе с протопопом Кизлярского собора и архимандритом Крестовоздвиженского монастыря являлся непременным членом этого духовного правления. Посылавшиеся из Астрахани ревизии отнюдь не спасали духовенство Северного Кавказа от насилий и самоуправства со стороны закащика. Архивы тех лет пестрят многочисленными жалобами на их действия. При отдаленности епархиального начальства закащик мог чинить самую дикую расправу с подчиненным ему духовенством, моральный уровень которого, впрочем, в то время оставлял желать много лучшего. Только в 1779 г. должность закащика была наконец упразднена. Тогда же в Кизляре был учрежден пост благочинного с подчинением ему всех церквей Азовско-Моздокской линии. К этому времени на Северном Кавказе уже насчитывалось 15 церквей, обслуживавших преимущественно русское население.

Обширность Астраханской епархии и отдаленность от центра вновь создаваемых в Кавказском наместничестве русских поселений вносили много трудностей в духовную жизнь русского православного населения на Северном Кавказе. Церковному строительству препятствовал сильный недостаток духовенства. В 1777 г., когда начали создаваться крепости Азовско-Моздокской линии, при 15 церквах Северного Кавказа недоставало: священников—5, диаконов—7, дьячков—9, пономарей—14. Нередко одному священнику приходилось обслуживать несколько приходов, удаленных друг от друга на большое расстояние. В 1773 г. благочинный Георгиевска священник Казьмин в жалобе на имя епархиального архиерея писал: «Приход мой состоит из пяти станиц, яко то: Екатериноградская, Павловская, Марьинская, Георгиевская, Андреевская расстоянием не менее 200 верст. Кроме того, по долгу звания моего, благовременно и безвременно приходится исправлять мирские требы во вновь появляющихся селениях по Потемкинской линии... Приходится переезжать от одной станицы или селения до другого необитаемыми и совсем дикими степями не менее как по 50 верст расстоянием, подвергая почти при всяком таком переезде

жизнь свою опасности, в рассуждении обитающих в соседстве горских черкес и пр. иноверных народов, кои нередко не токмо обезоруженных людей, но воинские команды, в большом числе, проезжающие в плен захватывали или умертвляли»96.

Не на высоте был тогда культурный и нравственный уровень Кавказского духовенства. Большинство священников было малограмотно, некоторые не могли даже подписаться под донесениями епархиальному начальству. Кадры духовенства пополнялись исключительно за счет детей священнослужителей, определявшихся иногда на церковные должности в возрасте 9—11 лет. "Приток иносословных в духовное звание был крайне ограничен, хотя епархиальные архиереи благожелательно отнеслись к так называемым «заручным постановлениям» прихожан в отношении кандидатов на церковнослужительские должности. Такие одобрения писались по особой печатной форме. Вот одно из них: «Мы, нижеподписавшиеся Александровского уезда, слободы Калиновки атаман Петр Шунько, первые люди и все прихожане, свидетельствуем по чистой нашей совести, что желающий быть при нашей церкви житель Николай Степанов Вышневецкий — человек добрый, не пьяница, в домостроительстве своем не ленивый, не клеветник, не сварлив, не любодейца, не убийца, в воровстве и обманах не изобличен, добронравен и поведения честного, а потому мы желаем иметь его при нашей церкви,— в чем сие одобрение даем». Лишь в последней четверти XVIII века по распоряжению Св. Синода, кроме предоставления такого одобрения, ставленников проверяли в знании краткого катехизиса. В их документах однообразные отметки: «Катехизис знает и силу его понимает». Однако по недостатку кандидатов на священнослужительские должности, эти испытания нередко производились только для формы. Одобрение же получал тот, кто соглашался поступить на более выгодных для прихода условиях. И только в 1797 году Указом Св. Синода представление приходских заручных прошений было запрещено. Беспрерывные набеги горцев, бедность и малочисленность приходов, скудное обеспечение духовенства, его приниженное положение—все это создавало исключительно тяжелую обстановку для распространения и развития христианских идей на Северном Кавказе. Священникам, особенно в казачьих старообрядческих приходах, нередко приходилось зарабатывать себе и семье на пропитание дневное поденной работой у казаков. Многие из них, прося Астраханских епископов о представлении денежного и хлебного жалованья, просили «смиловаться» и «не дать умереть с женою и детьми голодной смертью», ибо «дохода никакого нет». Приверженные старообрядчеству казачьи старшины и атаманы глумились над православным духовенством и даже избивали его, не встречая должного отпора от далекой епархиальной власти. Глава Осетинской комиссии протоиерей А. Лебедев писал Астраханскому владыке: «Не соблаговолено ли будет нашу Моздокскую соборную церковь освободить от власти коменданта, понеже он у нас — в лице вашего преосвященства — имеет власть отдавать всякие приказания, когда, куда и которому священнику ехать не только в приход свой, но и в городки для исправления мирских треб; даже ключи от церкви хранит у себя».

Такое положение не способствовало укреплению Кавказского духовенства. Это было тем более прискорбно, что, ввиду особых условий колонизация края, паства сама тянулась к церкви. «Состав населения был очень пестрый,—пишет Г. Н. Прозрителев,—украинцы однодворцы, отставные гусары, отставные солдаты Кавказского корпуса и их дети, цыгане, люди неразрешенных званий, бывшие запорожцы, разночинцы, не помнящие родства, киевские казаки, пехотные солдаты и т. п. ...Переселенцы первое время не имели церквей, несмотря на ходатайства им не разрешали строить церкви, и они оставались без священников. Население в суровой и тяжелой жизни в новом крае, оторванном от всей России, не могло найти себе утешения в церкви. Отсутствие возможности исполнять самые необходимые христианские требы, как крещение и погребение, не говоря уже о церковных службах, только усугубляли тяжелое положение первых переселенцев. Населению чинились препятствия в том, чтобы построить свою церковь и иметь своего священника, причем чинились самим правительством и исходили от Св. Синода. Существовали, очевидно, какие-то опасения, что население не в силах будет поддерживать церкви и духовенства, а может быть и опасения за прочность приобретения края. Но будущее не оправдало этой странной настороженности»97.

Только в результате усиленного ходатайства Саратовского и Кавказского генерал-губернатора П. С. Потемкина Св. Синод разрешил возводить храмы на Азовско-Моздокской линии: «Постройка оных позволяется при том однако ж условии, чтоб они строились только в потребных местах (в селах не менее 500 душ), а также, чтоб и к содержанию будущих при них священно-церковнослужителей были изыскиваемы средства». Сооружение Азовско-Моздокской линии заметно увеличило приток новых поселенцев на Северный Кавказ, повлекло бурный рост новых сел на р. Куме и вблизи Ставрополя, что в дальнейшем благотворно сказалось на церковном строительстве и положении Кавказского духовенства.

В распространении христианства среди народов Северного Кавказа большую роль сыграло образование в 1745 г. в Кизляре Осетинской духовной комиссии. Именно она положила начало миссионерской деятельности среди осетинского народа. Инициатива учреждения этой миссии принадлежала грузинским духовным лицам—архиепископу Иосифу и архимандриту Николаю, подавшим в 1743 г. царице Елисавете Петровне челобитную о посылке—для проповеди христианства среди 200 тысяч осетин — находившихся в Москве грузин архимандрита Пахомия и игуменов Христофора и Николая98. Они объясняли необходимость этого тем, что осетины издавна придерживались христианской веры. «То доказывают состоящие и поныне в жительствах их каменные со святыми иконами церкви, к коим они охотно прибегают, и посты содержат и когда по случаю увидят какую христианскую духовную персону, с оною поступают ласково, и желательно в дом к себе для посещения неотступно просят, и к принятию греческого вероисповедания весьма склонны, да и мольбищ идолопоклоннических у них нет, но не получая проповеди Слова Божия, молитву творят, взирая только на небо»99.

В то время Осетия по Белградскому договору России с Турцией считалась зависимой от Кабарды. Прямое вмешательство России в дела Осетии могло бы вызвать протесты Турции на нарушение Белградского трактата. Посылка же в Осетию православной миссии из грузинских духовных лиц, из свиты бежавшего в Россию от персидских полчищ царя Вахтанга VI, позволяла царскому правительству обойти стеснительные условия договора. В 1745 г. эта православная миссия во главе с архимандритом Пахомием прибыла в Осетию и основала в районе с. Майрамадага (по р. Фиаг Дон) Осетинское подворье. Затем она развернула широкую миссионерскую работу среди осетин в городах Кизляре, Моздоке, где в 1764 г. была образована духовная школа для обучения новокрещенных осетинских детей, просуществовавшая до 1792 г. К открытию этой школы в Моздоке уже жило свыше 200 новокрещенных поселенцев и была построена церковь. Правда, миссионерская деятельность грузинского духовенства имела серьезные недостатки. Ученый Ю. Клапрот, побывавший на Кавказе в 1807—1808 гг. так отзывался о христианизации Осетии: «Все их обращение ограничивается крещением; они находили для этого много охотников, т. к. многие повторили этот обряд вследствие того, что окрещенным выдавалось за счет государства 12 аршин грубого полотна на сорочки и штаны, две высушенные севрюги и один латуневый крест. Однако о христианстве горцы ничего не узнавали, кроме того, что они называли себя христианами и умели сделать знак креста»100.