В 1799 г., через шесть с половиной лет после учреждения, епархия была неожиданно упразднена по причине, как сказано в докладе Св. Синода, малочисленности ее церквей. С этим доводом никак нельзя согласиться, ибо к этому времени Моздокская епархия включала 75 церквей, в том числе 2 соборных, 53 приходских и 20 молитвенных домов. В епархии, несмотря на недостаток духовенства, уже насчитывалось свыше 160 духовных лиц. Все эти церкви с духовенством городов Моздока, Кизляра, Георгиевска, Александрова и Ставрополя снова были присоединены к Астраханской епархии. Сам же епископ Гаий был переведен на вновь учрежденную кафедру в Пензе. Тем не менее его значительный вклад в дело христианизации Северного Кавказа оставил глубокий след в истории Кавказской христианской паствы. Осетинский историк М. С. Тотоев писал: «Объективно в его деятельности мы находим зерна, которые дали ниву для зарождения осетинской письменности... История осетинской культуры обязана Гайозу («Такаову») как зачинателю, как родоначальнику осетинской письменности, как первому автору осетинского алфавита, пусть даже несовершенного и мало научного, но алфавита, запечатлевшего впервые осетинскую речь на страницах первой дошедшей до нас печатной книги, переведенной и изданной на осетинском языке, благодаря его трудам и хлопотам»120.

Учреждение в Восточной части Северного Кавказа Моздокско-Маджарской епархии совпало по времени еще с одним выдающимся событием: возникновением на берегах Кубани нового оплота христианства—черноморского казачества. Заселение Кубани казаками началось с 1792 г. Потомки запорожцев—черноморские казаки отличались редкой приверженностью к православной вере, что выгодно их выделяло от остального пестрого русского населения края, легко поддававшегося влиянию старообрядчества и сектантства. Черноморцы переселились первоначально с Украины на Кубань без духовенства, которое осталось при храмах, возведенных казаками за Бугом. С собой они взяли одну только походную церковь, оставив также на Украине служившего в ней престарелого и немощного иеремонаха Антония. Сразу же после высадки первых черноморцев в Тамани встал вопрос об удовлетворении их религиозных нужд. Вскоре, по просьбе войскового судьи А. Головатого, епископ Феодосийский и Мариупольский Иов прислал в войско иеромонаха Исаию. За ним прибыл еще один священник. Тотчас же после поселения на Кубани казаки Старого Копыла собрали 280 рублей на строительство храма, попросили у Войскового правительства разрешить им постройку церкви и ходатайствовали о рукоположении в священники местного казака Михаила Костенко, «доброго состояния человека».

Еще до того как был опубликован «Порядок общей пользы», положивший начало устройству Черноморского войска, его правительство поспешило в октябре 1793 г. обратиться к епископу Иову с просьбой разрешить постройку церквей и рукоположить в священники представленных им 6 ставленников из казаков. Однако владыка Иов, сославшись на отсутствие по этому вопросу указаний Св. Синода, отклонил ходатайство Войскового правительства. Кошевому атаману пришлось обратиться в 1794 г. в Св. Синод с просьбой о настоятельном и неотложном удовлетворении религиозных потребностей черноморского казачьего войска. Ссылаясь на возникновение в области Фанагории многих новых казачьих поселений, Войсковое правительство писало, что за отсутствием у них церквей и священников многие жители умирают без исповеди и причастия, новорожденные младенцы месяцами ждут крещения. «Народ лишен храмов и богослужения, престарелые жители не могут закончить жизнь свою, как они желали бы по своей набожности». А так как другие архиереи находятся далеко от Черноморского войска — в Воронеже и Полтаве, а епископ Иов — рядом в Феодосии, Войсковое правительство просило Св. Синод повелеть владыке Иову давать разрешение на постройку церквей и рукополагать к ним священников «из достойных людей в казачество». В результате, по повелению Екатерины II, Черномория в 1794 г. была причислена к Феодосийской епархии.

Тогда же Св. Синод дал указание епископу Иову: 1) рукоположить в священники столько лиц, сколько потребно и одного диакона, 2) устроить при церквах для духовенства особые дома, 3) назначать постройку церквей только в селениях, имеющих не менее 100 дворов, 4) требовать отвода для каждой церкви не менее 33 десятин земли. Возводить в священники позволялось лиц, не обязанных воинской службой и государственными податями, православных по вере и надлежаще подготовленных для служения в храмах. Там, где не имелось еще построенных церквей, разрешалось ставить походные церкви, но при условии сооружения для духовенства «выгодных домов непременно».

Епископу Иову поручено было смотреть, чтобы не было излишества в количестве церквей, донося Св. Синоду о ходе строительства храмов в Черномории и определенных к ним священников. Уже 30 апреля 1794 года во исполнение указов Св. Синода Феодосийская Духовная консистория известила Войсковое правительство о том, что присланные от войска три казака посвящены во стихари. Так было положено начало выборному казачьему духовенству в Черномории. Вскоре и сам владыка Иов приехал через Тамань в Екатеринодар для обозрения своей епархии. Одновременно Екатерина II, по ходатайству Черноморских властей, повелела назначить войсковым протоиереем отца Романа Порохню, положив ему и причту войскового храма особое жалованье от казны. В лице отца Романа Порохни черноморцы получили энергичного духовного пастыря, очень много сделавшего для их религиозного устройства. В ноябре 1794 г. Войсковое правительство просило епископа Иова разрешить поставить 4 походные церкви в новых казачьих куренях, выдать антиминсы и рукоположить в священники двух дьячков. Владыка Иов, однако, разрешил поставить лишь 2 походные церкви, т. к. оказалось, что для других церквей присланные ставленниками в священники дьячки Андриевский и Белый были совершенно не подготовлены к священническому сану.

Черноморское войско вскоре насчитывало уже 40 куреней. Обеспечение их духовенством было сложным и нелегким делом. Епископ Феодосийский и Мариупольский Иов, митрополит Екатеринославский и Херсонский Гавриил не без основания опасались, что в новых казачьих куренях станут отправлять требы различные самозванцы, выдававшие себя за священников, и бродяги. Вскоре действительно в Черномории появился бродяга, именовавший себя архимандритом Дионисием. Войсковое правительство, со своей стороны, охотно разрешало уход из войска тем из грамотных «письменных» казаков, которые желали принять духовный сан. Казаки выбирали обыкновенно по своим куреням священников, диаконов и причетников, давая им свои одобрительные приговоры. Предпочтение при этом отдавалось молодым казакам, руки которых еще не были обагрены кровью при боевых действиях с горцами. Одобрительные приговоры мало чем отличались от тех, что давались казакам линейных станиц. Так, казаки Ирклиевского и Брюховецкого куреней, прося разрешить им постройку церкви и рукоположить в ней священником казака куреня Вышестеблиевского Гавриила Куса, исполнявшего обязанности дьячка при Троицкой походной войсковой церкви, писали о нем: «Свидетельствуем, что от роду Кусу 30 лет, состояния доброго, не пьяница, не убийца, не мщелоимец, в домостроительстве своем исправен и рачителен, не клеветник, не сварлив, в воровстве и обманстве не обличен, женат первым браком на девице»121.

Сохранился выразительный документ—письмо от 1796 г. кошевого атамана Зах. Чепиги епископу Феодосийскому Гервасию по поводу кандидатов в священники: «Ваше преосвященство, милостивый батько, для стола вашего преосвященства икры свежей 2 бочонка, балыков пар 10 и часть вязиги при сем посылаем и покорнейше прошу прислать архимандриту Екатерино-Лебяжьей пустыни Феофану в помощь иеромонаха и диакона, а подносителей сего кандидатов—диакона Григория Стрещенко, Алексея Волынского, Гавриила Куса, Ивана Сулиму и Федора Соболя святительским рукоположением во священников милостиво не оставить».122

В ответ Духовная консистория сообщила об этих кандидатах, «что все они с помощью Божиею пресвитерами отпущены при грамотах». Обычно ставленники подвергались архиереем испытанию: их заставляли читать, писать, петь и излагать, как отправляется то или другое богослужение. Войсковое правительство, казачье население и духовные власти были единодушны в стремлении создать выборное духовенство Черномории из людей, излюбленных в приходах, «доброго состояния», по своим нравственным качествам. Выборное начало прикрепляло духовного пастыря к приходу. Духовенство, избранное из казачьей среды, оставалось вместе с тем в казачьем сословии, получая землю наравне со всеми казаками, а дети его числились в казачьем звании и несли военную службу. Уже в первые годы существования Черноморского войска на таких началах возникло казачье духовенство. По списку 1797 г., в ведении войскового протоиерея было 16 отстроенных церквей, 9 строящихся и 2 предположенных к сооружению. Всего же в Черномории насчитывалось тогда 27 приходов.

В 1799 г. Черноморию посетил новый епископ Феодосийский и Мариупольский преосвященный Христофор. Он дал указание войсковому протоиерею Р. Порохне восполнить недостающее число причетников казаками, избранными куренными обществами и уволенными из войска в духовное звание. Таким образом, уже в первые годы появления на Кубани черноморских казаков, начали создаваться новые приходы, строиться храмы, формироваться кадры своего казачьего духовенства. Оно жило одной общей жизнью с казаками, благодаря чему оно хорошо знало все их духовные нужды. Между ними было органическое, кровное сродство, что выгодно отличало духовных пастырей Черномории от остальных русских губерний, где к концу XVIII века духовенство уже превратилось в замкнутое сословие. Духовные пастыри Черномории были старшими и наиболее почитаемыми членами казачьей куренной семьи. Все это ставило Черноморское духовенство в особое положение в сравнении с традиционными церковными порядками, установленными во всей Российской империи.

Вскоре в Екатеринодаре было создано духовное правление, в которое, кроме войскового протоиерея, входили секретарь, следователь и депутаты от духовенства. После этого почти все церковные дела, исключая рукоположения в священники, стали вершиться на месте. Правящие епархией архиереи в вопросах, касающихся Черномории, неизменно действовали на почве, расчищенной и подготовленной Екатеринодарским духовным правлением. При отдаленности епархиальных властей, это имело для Черномории немаловажное значение, внося в церковную жизнь элементы казачьего демократизма, унаследованного черноморскими казаками от Запорожской Сечи. Характерно и то, что, несмотря на грубость нравов военного времени и на невежественность и малограмотность Черноморского духовенства, в его среде было, в отличие от духовенства станиц Кавказской линии, гораздо меньше серьезных проступков, требовавших следственного разбора Екатеринодарским духовным правлением. Очень редки были и случаи произвола со стороны войсковой казачьей администрации. Первые казачьи атаманы 3. Чепига, А. Головатый, С. Белый и войсковой атаман Бурсак (сам сын священника и воспитанник духовной семинарии) очень близка к сердцу принимали интересы церковного строительства и религиозные потребности казачества. Сразу же после постройки на Карасунском куте войскового города Екатеринодара на крепостной площади была поставлена привезенная из-за Буга войсковая походная св. Троицкая церковь, подаренная «войску верных казаков» князем Г. Потемкиным. Над ней на столбах сделали чехол, прочно укрыли его камышом и установили писанный на холсте иконостас. В том же году в Херсоне из старых войсковых пушек были отлиты 9 колоколов. Главный колокол весом 440 пудов имел интересную надпись: «В царствование великия Екатерины вторыя, в память великого гетмана восстановителя войска верных казаков черноморских, светлейшего князя Григория Александровича Потемкина Таврического, усердием г. г. кошевого атамана бригадира и кавалера Захария Чепиги и войскового судьи армии полковника и кавалера Антона Головатого сооружался звон сей в Херсоне лета 1793 октября 10-го числа». Эти колокола были привезены на военном судне морским путем из Херсона в Тамань, где был оставлен один колокол весом 200 пудов для первой в Черномории каменной церкви, построенной А. Головатым на свой кошт. Остальные колокола на войсковых дубах по Кубани доставили в Екатеринодар. Казаки торжественно встретили их на берегу. Взвалив колокола на деревянные подкладки и взявшись за канаты, на руках их перетянули в крепость к войсковой походной церкви. В 1800 г. тут же в торжественной обстановке состоялась закладка первого войскового собора во имя Воскресения Христова. На закладку прибыли со всей Черномории почетные старики-казаки и вся войсковая старшина. Вторая по времени строения церковь была воздвигнута в станице Щербиновской. На нее кошевой атаман Чепига отпустил лес с разобранного в Ейском укреплении ханского дворца.

Уже в первые же годы после переселения черноморцев за Кубань был поставлен казаками вопрос о сооружении в Черноморском войске на войсковой счет казачьей монашеской пустыни. В 1794 г. Екатерина II в своем указе Св. Синоду позволила «устроить монашескую пустынь, в которой бы престарелые да раненые на войне казаки, по благородному желанию своему, могли воспользоваться спокойной в монашестве жизнью». Получив название Екатерино-Лебяжьей св. Николаевской пустыни, этот монастырь сыграл важную роль в формировании Черноморского казачьего духовенства. Тут постоянно велось обучение казаков, готовящихся стать духовными лицами, церковной службе, чтению на клиросе и церковному пению.

Горячий энтузиазм, с которым черноморские казаки встречали каждый шаг в создании их церковной жизни, являлся разительным контрастом с тем, как воздвигались храмы в зараженных старообрядчеством гребенских казачьих городках. Там епископ Илларион Астраханский и Ставропольский с великим трудом смог принудить казаков начать строительство церквей в Червленом, Старогладковском, Новогладковском и Щедринском городках. И только после того, как в 1745 г. архиерей вызвал всех священников из казачьих городков в Кизляр, объявив казакам, что попы до тех пор не будут выпущены из крепости, пока церкви в городках не будут отстроены, гребенцы нехотя взялись за это дело. Лишь благодаря усилиям епископа Гаия на Тереке в одно время с Черноморией был достигнут огромный прогресс в развитии и укреплении христианства на Северном Кавказе. К сожалению, поспешное и непродуманное упразднение Моздокско-Маджарской епархии свело на нет многие благие начинания епископа Гаия, отбросив далеко назад эту часть Северного Кавказа с завоеванных тут христианских позиций. Одним из отрицательных последствий этого шага явилось распространение среди кавказской паствы плевел старообрядчества и сектантства.

После упразднения Моздокско-Маджарской епархии к титулу Астраханского епископа было прибавлено наименование Моздокский и Кавказский. Первым архиереем, ставшим так именоваться, был архиепископ Платон Любарский, правивший Кавказской паствой с 1800 по 1805 год. В связи с тем, что во многих линейных станицах Терека долгое время не было священников, тут начало распространяться старообрядчество. В 1801 г. Кизлярское духовное правление доносило владыке Платону Любарскому, что на Тереке появляются беглые-попы и монахи из Иргизских скитов. Под влиянием этих пришельцев число последователей старообрядчества среди линейных казаков стало расти. Этому немало способствовало и то, что православное население Северного Кавказа было мало знакомо с метинами православия и плохо знало основы христианского вероучения.

Надо сказать, что старообрядчество издавна свило прочное гнездо на Тереке среди гребенских казаков и с ним безуспешно пытались бороться многие астраханские архиереи. Еще в 1738 г. епископ Илларион пошел им на некоторую уступку в двоеперстном крестном сложении, но Св. Синод отменил эту снисходительную меру в отношении гребенцев.