«В каждой душе человеческой, насколько она есть душа, есть непременно духовные очи, данные ей для того, чтобы видеть Бога, подобно тому, как в каждом теле есть телесные глаза, устроенные для того, чтобы видеть предметы чувственного мира.

Поэтому для того, чтобы видеть Бога и убеждаться в Его бытии, нужно только смотреть на Него своими духовными очами. Но при этом требуется, чтобы эти очи были здоровы и не покрыты тьмою и нечистотою греховною, иначе они не увидят Бога, хотя Он для других будет видим, подобно тому, как больные глазами или слепые не видят солнечного света, не смотря на то, что он для зрячих не престает существовать и светить.

И это око сердечное, или очи душевные, или просто Божественная в нас идея не есть мыслительная или рассудочная сила души, а скоре есть внутреннее ее чувство, или, точнее сказать, внутреннейшая и глубочайшая сторона этого чувства, какою оно обращено к особеннейшей области сверхчувственного и Божественного, подобно тому как чувства внешние обращены к области предметов мира чувственного. Оно негадательно или посредством выводов и умозаключений проникает в область Божественного, а непосредственно соприкасается к ней, принимая из нее живые впечатления, и выносимое им отсюда убеждение в бытии Божием не есть основанное на какихлибо посредствующих или логических выводах, а осязательное, живое, непосредственное убеждение, похожее на то, какое получается нами относительно бытия внешних предметов, без всяких посредств рассудочных на основании одного свидетельства зрения, слуха и других внешних чувств. Не будь у нас этого духовного чувства, мы не имели бы возможности свою веру в бытие Божие доводить до степени осязательной и неотразимой несомненности.

Но оно дано каждому, будучи так нераздельно с природою души, как глаза с организациею тела, благодаря чему каждый имеет полную возможность осязательно убеждаться в бытии Божием, как убеждается в бытии солнечного света имеющий глаза. Если же не все пользуются этой возможностью, если некоторые готовы сомневатся в самом бытии Бога, то причина этому не в чемлибо ином, как в испорченности и низвращенности того, что составляет глаза души, – в чем они сами виноваты и их порочная жизнь» [из богословия епископа Сильвестра].

Глава 23.

О достоинстве человека и еще о духе нашем

Все опыты и наблюдения над нашею планетою несомненно убеждают нас в том, что здесь главною и высшею целию, к которой всегда направлялось и направляется в своем развитии все мировое бытие, служит сознательный разумносвободный дух, так что не будь его, тогда бы природа должна была представляться чемто безцельным, неоконченным или незавершенным.

И потому природа всегда с неудержимою силою стремится к разумному духу, как к своей цели. И если на земле завершением всего служит дух человеческий, так что, по отношению к нему не только весь земной чувственный мир, но и самая его телесная оболочка составляют не более, как его пьедестал, то это потому, что человек составляет смысл и истолкование видимого мира (из своего сборника).

Все разрозненные в природе творения в нем приходят во взаимный союз и в нем достигают своего назначения. Человек до тех пор не уразумеет природы, пока не познает себя, потому что он есть первообраз видимого мира. Он есть малый мир, сокращение и как бы чистейшее извлечение всех естеств видимого мира, все прочие твари сотворены на службу ему и потому он вводится в мир, как владыка в дом, как священник во храм, совершенно устроенный и украшенный.

Все сотворение человека показывает, что он не есть продолжение рода созданных до него существ земных; не есть высшая только порода животных; он род Божий, и хотя замыкает собою цепь творений земных, но вместе с тем составляет в ней звено, которым тварь соединяется с Творцом своим. Существование окружающих его тварей есть только чувственное и временное, а человек хотя и в теле, но живет духом, хотя и во времени, но начинает путь к вечности.