«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Но вдруг, с горных высот, быстрейшим движением вылетают орлы… и мчатся на своих могучих крыльях, радуются и веселятся, кувыркаются и купаются в сих воздушных волнах, как дельфины в море, и не познают места своего от великого стремления, взывая друг ко другу гласом радости во славу Всемогущего Бога, все премудростию сотворившего.

Другие облака, совокупившись вместе, идут во множестве своем, и они подобятся белому морю, которому не видно конца, и закрыли все горы Кавказские и проходили они торжественно, тихо и величественно, полные глубоких, великих и дивных дум, в беломраморном цвете, с частыми холмиками и с небольшими долинками. За ними показалось идущим светлое облако, как бы подобие иерарха, облаченного в золотую ризу, и оно тоже шло тихо, медленно, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, с наклоненною головой, в молчании, с распростертыми ризами, вечерним светом озаряемое, и грядет торжественно на запад солнца к покою своему, ему Богом указанному.

Все сие видя, рассматривая и удивляясь, я пришел в состояние духовной восторженности, страха и благоговения к Отцу природы и Всемогущему Создателю всяческих; вспомнил свою греховную жизнь и пришел в крайнее сожаление о том, почему я не стремился в жизни своей к цели, указанной Богом человеку на земле, но зле поживши во страстях, соделался неспособным проникать в тайны мироздания Божия, усматривать в нем следы Божии, а отсюда восходить к чистейшей и пламенной любви Создателя Своего. При таком зрелище, поразившем все мои душевные чувства, я не мог далее сохранять своего обычного состояния, но пришел в изнеможение, расслабел всеми членами, упал на землю и лежал, как мертвый, долгое время.

Но вдруг зашумел сильный втер, полился дождь, загремел гром, засверкала молния – я поднялся в страхе и вижу, что облака пришли в смятение, начали метаться то в ту, то в другую сторону, сделали брань между собою и ожесточенную борьбу, но вскорости остановились каждое на своем месте, выстроились в ряды, как полк военный противу полка, и когда он слышит звук трубы своего полководца, чтобы наступать на брань. Так же и облака, слыша голос Создателя своего, готовы бранию наступить на землю и затопить грешный род человеческий, ибо переполнилась мера греха, и всяк прилежно помышляет на злое от юности своея . От сильного грома шел звук по всем горам, пропастям, долинам: горы, вертепы обратились в смешанный гул, который, разливаясь, был похожим на плач, – и застонала вся страна, как мать, пораженная во утробу свою множеством смертоносных стрел. Я преклонился на камень от сильного страха и ожидал себе смерти. Но, по малом времени, приподнявшись, увидел, что облака стали наряду с горами и шпилями, а другие опустились ниже и уравнялись с темным лесом, тянулись цепью от запада к востоку в печальном и тоскливом виде, как бы плакали и рыдали о безмерных грехах человеческого рода. Я и сам пришел в крайнее умиление духа и начал молиться Господу о себе и о всем роде человеческом, чтоб милость сотворил со всеми нами, от юности повинными всяким грехам, и зло сидит в нас, как прирожденная сила природы, и мы не можем победить его при всем нашем старании, если не Сам Господь всемогущею Своею волею и силою очистит нас от грех наших.

Молитва меня облегчила, весело стало на сердце, и радостно обозрелся я на все стороны, вокруг себя. Все было торжественно, тихо, величественно и безмолвно. Природа в молчании, тишине и совершенном безмятежии внимала страшному присутствию Всемогущего Бога и не смела нарушить тишины и малым шелестом древесного листка. Я и сам вошел в глубины духа и таинственно созерцал Божие бытие и причащался в эти блаженные минуты высшей жизни и вкушал радость спасения, хотя, конечно, только в предобручении своего чувства. Вокруг меня не было никого, одна природа обнимала меня сладкими объятиями, полными духовного мира и глубокого чувства. И вот я, из самого лона ее, как дитя на груди матери, пил живые струи истинной жизни, причастной живому ошущению Божества, Коего всегда ищет наша душа как единого истинного блага, в чем только и есть ее вечный живот и блаженство. Но этого возвышенного состояния душе нельзя найти посреди мира, погруженного в суету и земные попечения. Это принадлежит житию, отрешенному от всего земного.

А я все стоял на высоком оном шпиле, превыше всех гор и виделась мне на западе, между утесами, знаменитая, в здешнем краю, долина Елеофанская, откуда вытекают три реки: Думбай, Аманоус и Олебек, а позади их виделся шпиль, называемый Белоалакская гора. Он возносит свою главу выше всех хребтов и гор, наравне с облаками.

И стоит он уже многие тысячи лет, и все думает одну думу свою – думу крепкую и великую: о Божиих судьбах . Чего ради люди на свете живут, и почто они так плохо Господа чтут; возлюбили сей суетный век и его прелестные блага, совершенно забывши свой вечный живот, им Богом обещанный. А вот я, говорит, и не почтен славою образа Божия и не имею в себе высоких даров – свободы и разума, – а творю непрерывно Божию службу – и ночью, и днем – уже не одну тысячу лет; стою неусыпно на страже своей, мне от Бога назначенной.