Вид его, как вид великого и храброго полководца, и он выступил одною ногою вперед и стоит неподвижно с суровым, строгим видом уже многое множество лет, с наклоненной головой к востоку, и безмолвно возносит хвалу Творцу Небесному, и воссылает песнь новую Троице Единосущной и Нераздельной.

Да не будет предосудительно мне сказать здесь коечто от личного своего опыта.

Если безмолвие вообще составляет для духа нашего необходимую стихию, в которой он имеет свою внутреннюю жизнь, свое движение и развитие, то тем более оно видится во всей своей ненарушимости, полноте и необъясненности в горах Кавказа, посреди девственной природы, где нет ничего отвлекающего от Бога, а напротив все к Нему располагает и привлекает. И вот, от избытка восторгом пламенеющего сердца своего, мы скажем то, что на себе испытали: «горы, горы Кавказа! Как вы поражаете зрителя своим чудным, торжественным видом!… Величеством своего расположения, пространством, мерностью и красотою!… И нет возможности изобразить в письмени вас, как великое зрелище рук Божиих; нарисовать вашу красоту горных хребтов; передать мысли и чувства, кои вы производите!… При виде вашем мысли невольно стремятся к небу; в сердце слышится сильное движение высших чувств, и житель пустыни удобно входит в область духовной жизни. Горы сии, как Престолы Божии, на них же почивает Всевышний Господь. А известно, что все сродное стремится к подобному себе, так и дух наш, превитая по горам, яко птица (Пс.10,1), удобно возносится от высоты гор на небеса к Престолу Вседержителя.

Именно здесь, можно сказать, есть школа премудрости Божией: все здесь зримое находится в своем естественном, неповрежденном виде. Както ближе слышится присутствие Божества, глубже чувствуется вся суетность мира сего, во зле лежащего; слышнее выступает в душе глубочайшая потребность нашей духовной природы – единения с Творцом. Душа сама собою стремится к Богу, и сердечная молитва ко Господу Иисусу Христу вступает в свои законные пределы и разливается, как море, в своей безграничности. Только здесь становится понятным, – почему святые отцы, великие мудрецы и люди с глубоким умом всегда искали уединения – и только здесь могли находить удовлетворение возвышенным порывам и глубоким созерцаниям своих великих умов.

Здесь они проникали в тайны творения Божия, осязали сердцем невидимый мир, который был для них, как бы видимая, стоящая пред глазами действительность; отверзались их духовные очи – и они входили в непосредственное общение с духовным миром. И потому всякая боголюбивая душа необходимо любит безмолвие: ибо оно есть присутствие Божества . Отсюда понятными становились и сами собою пришли на память вдохновенные слова святителя Григория Богослова, когда он, отягощенный жизнью в многолюдном Константинополе, занимая кафедру патриарха, горел духом улететь из города, как птица, в пустынные места, и пламенное желание свое выразил в безсмертных словах.

«Почему я не горлица и не имею крыл, чтобы мне улететь кудалибо от зол сей коловратной жизни? В пустынной пещере один поселился бы я и остаток дней своих провел бы со зверьми, – с ними скоре, нежели с людьми, можно ужиться: там жизнь моя протекла бы в мире и спокойствии без всех забот и печалей. Или, превосходя безсловесных тварей умом, способным познавать Божество и от перси земной возносится на небо, я, в безмолвном уединении, стал бы собирать лучи света вечного и, воодушевляемый любовию к ближним, взойдя на возвышенное место, вещал бы оттоле, сии слова во услышание всех земнородных:

Смертные, рожденные от плоти и крови! Если вы не что иное как прах, возметаемый ветром, как жертва, обреченная смерти, то почто ваш дух доселе скитается по земле, гоняясь за призраками тленного счастья. Воззрите со мною, который, по благости Божией, испытал уже много доброго и худого в жизни сей, – на все вас окружающее и вы согласитесь, что все в мире сем суета и крушение духа.