Ночь эту, помню, провел на высочайшей горе и в духовном состоянии и в молитвенном ко Господу восторжении духа. Ночь была лунная, тихая, прекрасная. Природа приносила обычную службу Творцу Своему, безмолвно прославляя Его безконечные совершенства. Соседние шпили горные стояли както угрюмо и молчаливо, некоторые из них были покрыты лесом, и мрачный вид их, как бы таинственная область незримого мира, поражали душу впечатлением чегото сокровенного, непроницаемого, но полного жизни и деятельности, никому же ведомой: все равно как укрыта в человеке и духовная жизнь от взора людского, а движется в сердце его, зримая единому Богу.

Внизу, на полянах, раздавалось веселое пение травяных кузнечиков. Эти неусыпные певцы Божественной славы настолько усердны в исполнении своей обязанности, что решительно во всю ночь ни на минуту не престанут от дела своего, наполняя воздух неподражаемым сладкозвучием.

Здесь воистину видится Божия премудрость! Травяная казявочка – самомалейшая… и производит такой прекрасный орган пения, какого не может создать никакое искусство человеческое, никакой мудрец или художник, а им вторили болотные лягушки, коих безчисленные голоса, во множестве разнообразия своего, дружным и торжественным хором разносились между вершинами гор. И это наполняло душу восторгом чистейшего удовольствия, какое испытывает душа вообще от действия на нее всего прекрасного. Вдали виднелось Черное море. Оно величественно покоилось в лоне своем, как бы могучий исполин отдыхал после ратного дела. Луна освещала его поверхность бледным светом. Изредка видны были черные точки. Это проходили пароходы.

Вид моря приводил душу в состояние мира, тишины и спокойствия и производил впечатление радостнотворное и отрадное, а в ум рождал мысли глубокие и разнообразные. Смотря на сие, приходило на память и оное житейское море, воздвизаемое напастей бурею. И как сие после страшной бури и волнения, когда волны его восходят до небес и нисходят до бездн, теперь мирно и немятежно, так бывает и с человеком: после мятежа страстей наступает духовная тишина и небесное спокойствие; конечно, когда он старается, по силам своим, о спасении своем. На небе полная луна, вытекая изза гор, серебристым светом заливала окрестность.

Сидя на верху горы, превыше всего дольнего мира, который, без сомнения, в это время весь был погружен в сон, я снова зрел духовными очами сердца многохудожную премудрость Божию, так щедро явленную в видимой природе.

Припоминались мне дивные слова высокого ума человеческого, както давно читанные, и что в них там изображено в слове, то самое теперь мне виделось на деле: «глубокая печаль об утрате какогото блаженства проходит по всему царству бытия, и невнятная в низшей области творения с каждою степенью выше становится вразумительнее и, наконец, в Святом Предании получает свое настоящее истолкование. Уныло воют ветры, рокочут воды морей, растения всею жизнию своею выражают жажду жизни и света, и в этой жажде истощаются и умирают, животные оглашают воздух то жалостными песнями, то криками ярости; народы передают друг другу повесть о золотом веке, о какомто преступлении, о вторжении зла и, наконец, Священное бытописание ясно говорит, что человек был блажен и безсмертен, но потерял и то и другое преступлением заповеди Божией».

«Бог единый Источник жизни для всякой твари, а особливо для человека. Человек не мог жить безсмертною жизнию, не почерпая ее из приснотекущего Источника, но почерпать не мог, не погружая себя, подобно сосуду, смиренным послушанием и любовью в волю Божию. По сему повиновение воле Божией бывает вместе восприятием в себя жизни Божественной – самая жизнь; напротив – преслушание воле Божией есть вместе удаление от Источника жизни – смерть. Пока первый человек не нарушал заповеди Божией, он вкушал от плодов древа жизни и был безсмертен. Гордый дух вложил в сердце его искру самовозношения и непокорности, – и он свергнул с себя иго разума и воли Божией. Тогда Источник жизни удалился от него, – и в нем открылась неутолимая и с каждым возрастом усиливающаяся жажда потерянного блага, которая ищет ли утоления в чувственном мире или в духовном, – в том и другом случае влечет душу из круга телесной жизни в вечность» (из Сборника Киевской Академии).