«...Иисус Наставник, помилуй нас!»
_______________________________
ваешь от этого огромное удовольствие, принимая эти свои жесты за проявления щедрости. На самом же деле нередко мотивы такого поведения заключаются совсем в другом. Во-первых, здесь выражается стремление «быть хорошим» и даже где-то покупать чужую любовь. Во-вторых, все та же расточительность, которая не имеет с щедростью ничего общего, поскольку щедрость — это добродетель, а расточительность — это проявление страсти. Разницу не всегда просто увидеть. Но можно попробовать наметить некоторые различия в ощущениях.
Во-первых, щедрость предпочитает действовать скрыто, тайно, так, чтобы «правая рука не ведала, что делает левая», и так, чтобы принимающий дар не знал, от кого дар этот исходит. Щедрость не ждет благодарности или восхищения. Щедрость дает тому, кто просит, а не тому, кто милее сердцу. Щедрость происходит от сострадательности и любви к ближнему, а расточительность — от тщеславия и самолюбия.
Пришедши же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу; ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое (Мк. 12; 42—44).
Одним словом, наша любовь делать подарки, как правило, к щедрости имеет очень отдаленное отношение, хотя и является своеобразным антиподом жадности.
Присвоение чужого, лихоимство, воровство — желание взять то, что тебе не принадлежит. Грехи эти, очень близкие по сути своей, различаются в основном степенью тех уступок, на которые идет наша совесть. Так, присвоение чужого — самая низкая степень, самая слабая, лихоимство — средняя, а воровство — самая высокая.
Мы все прекрасно понимаем, что значит украсть. Воровство не только грех, но и юридическое преступление. И все же для православного человека украсть — это не только организовать вооруженное нападение на супермаркет. Воровством можно также назвать массу мелких поступков, которые мы так часто совершаем.
Разве мы не воруем, когда ездим «зайцем» в транспорте? Разве не воруем, когда берем с работы скрепки и бумагу? Разве не воруем, когда не платим налоги?
У этих наших мелких подворовываний существует масса оправданий. «Ведь, проехав на троллейбусе бесплатно, мы ничего ни у кого не взяли», — говорим мы. Странно получается. Если мы заходим в магазин, берем буханку хлеба и не платим за нее, то это воровство. А если в троллейбусе едем бесплатно, то нет? «Но ведь мы не у человека берем, а у государства», — говорим мы. А кто сказал, что украсть у группы людей лучше, чем у одного человека?
И то же происходит с налогами. Мы с очаровательной непосредственностью заявляем о своем благочестии, в то время как даже юридические законы (значительно более простые и легкие в применении) исполнять не можем, не то что Божий заповеди. А, между прочим, Церковь никогда не отменяла законов государства, всегда призывала отдавать «кесарю кесарево» и никогда не поощряла нарушение этих законов.
«Не укради», — значит, не бери того, что тебе не принадлежит. То есть, по большому счету, даже поднимая с тротуара кошелек, кем-то оброненный, мы уже совершаем воровство, впрочем, можно назвать это снисходительно «присвоением чужого».
Разобраться здесь довольно непросто. Где заканчивается воровство, а начинается мшело-имство (стремление к приобретению излишнего имущества, к роскоши)? Если ты взял вещь, заведомо никому не нужную, нарушил ли ты этим заповедь? Ну, например, принято выставлять недалеко от помойки коробки с книгами или какую-нибудь мебель, уже не нужную владельцу. Можешь ли ты взять эти вещи, или это тоже будет грехом? Видимо, каждый случай требует индивидуального рассмотрения со своим духовником.
Авва Иоанн Персианин однажды занял у брата один золотой, чтобы купить себе льна для рукоделия. Купив лен, он только принялся за работу, как пришел к нему другой брат и попросил немного льна, чтобы заштопать рубашку, потом другой брат зашел и тоже попросил льна у аввы Иоанна. Так авва роздал весь свой лен и не сделал рукоделия, которое мог бы продать, чтобы вернуть долг. Через некоторое время приходит к нему кредитор и требует вернуть золотой. Старец обещал расплатиться спустя некоторое время. Не имея чем вернуть, он отправился к авве Иакову и увидел на дороге золотой. Он не взял его, а, сотворив молитву, вернулся в свою келью. Через некоторое время снова пришел к нему кредитор с тем же требованием. Авва опять попросил отсрочки, снова отправился к авве Иакову и опять увидел на дороге золотую монету. Не взял ее авва Иоанн, а, сотворив молитву, вернулся в свою келью. На третий раз авва Иоанн поднял золотой, пришел к авве Иакову и отдал ему монету со словами: «Авва, по дороге к тебе я нашел эту монету. Окажи милость, объяви в окрестности, не потерял ли кто ее? И если найдется владелец, то отдай ему». Три дня авва Иоанн искал владельца монеты, но так и не нашел его. Тогда старец сказал авве Иакову: «Если никто не потерял сей монеты, то отдай ее такому-то брату — я должен ему».