_______________________________

ваешь от этого огромное удовольствие, при­нимая эти свои жесты за проявления щедрости. На самом же деле нередко мотивы такого пове­дения заключаются совсем в другом. Во-первых, здесь выражается стремление «быть хорошим» и даже где-то покупать чужую любовь. Во-вто­рых, все та же расточительность, которая не имеет с щедростью ничего общего, поскольку щедрость — это добродетель, а расточитель­ность — это проявление страсти. Разницу не всегда просто увидеть. Но можно попробовать наметить некоторые различия в ощущениях.

Во-первых, щедрость предпочитает действо­вать скрыто, тайно, так, чтобы «правая рука не ведала, что делает левая», и так, чтобы прини­мающий дар не знал, от кого дар этот исходит. Щедрость не ждет благодарности или восхище­ния. Щедрость дает тому, кто просит, а не тому, кто милее сердцу. Щедрость происходит от со­страдательности и любви к ближнему, а расточи­тельность — от тщеславия и самолюбия.

Пришедши же, одна бедная вдова поло­жила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищ­ницу; ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое (Мк. 12; 42—44).

Одним словом, наша любовь делать подар­ки, как правило, к щедрости имеет очень отда­ленное отношение, хотя и является своеобразным антиподом жадности.

Присвоение чужого, лихоимство, воров­ство — желание взять то, что тебе не принадле­жит. Грехи эти, очень близкие по сути своей, различаются в основном степенью тех уступок, на которые идет наша совесть. Так, присвоение чужого — самая низкая степень, самая слабая, лихоимство — средняя, а воровство — самая высокая.

Мы все прекрасно понимаем, что значит украсть. Воровство не только грех, но и юри­дическое преступление. И все же для право­славного человека украсть — это не только организовать вооруженное нападение на су­пермаркет. Воровством можно также назвать массу мелких поступков, которые мы так часто совершаем.

Разве мы не воруем, когда ездим «зайцем» в транспорте? Разве не воруем, когда берем с работы скрепки и бумагу? Разве не воруем, когда не платим налоги?

У этих наших мелких подворовываний суще­ствует масса оправданий. «Ведь, проехав на трол­лейбусе бесплатно, мы ничего ни у кого не взя­ли», — говорим мы. Странно получается. Если мы заходим в магазин, берем буханку хлеба и не платим за нее, то это воровство. А если в троллейбусе едем бесплатно, то нет? «Но ведь мы не у человека берем, а у государства», — говорим мы. А кто сказал, что украсть у группы людей лучше, чем у одного человека?

И то же происходит с налогами. Мы с очаро­вательной непосредственностью заявляем о сво­ем благочестии, в то время как даже юридичес­кие законы (значительно более простые и легкие в применении) исполнять не можем, не то что Божий заповеди. А, между прочим, Церковь ни­когда не отменяла законов государства, всегда призывала отдавать «кесарю кесарево» и никог­да не поощряла нарушение этих законов.

«Не укради», — значит, не бери того, что тебе не принадлежит. То есть, по большому сче­ту, даже поднимая с тротуара кошелек, кем-то оброненный, мы уже совершаем воровство, впро­чем, можно назвать это снисходительно «при­своением чужого».

Разобраться здесь довольно непросто. Где заканчивается воровство, а начинается мшело-имство (стремление к приобретению излишне­го имущества, к роскоши)? Если ты взял вещь, заведомо никому не нужную, нарушил ли ты этим заповедь? Ну, например, принято выстав­лять недалеко от помойки коробки с книгами или какую-нибудь мебель, уже не нужную вла­дельцу. Можешь ли ты взять эти вещи, или это тоже будет грехом? Видимо, каждый случай тре­бует индивидуального рассмотрения со своим духовником.

Авва Иоанн Персианин однажды занял у брата один золотой, чтобы купить себе льна для рукоделия. Купив лен, он только принялся за работу, как пришел к нему другой брат и попросил немного льна, чтобы заштопать ру­башку, потом другой брат зашел и тоже попро­сил льна у аввы Иоанна. Так авва роздал весь свой лен и не сделал рукоделия, которое мог бы продать, чтобы вернуть долг. Через некото­рое время приходит к нему кредитор и требует вернуть золотой. Старец обещал расплатиться спустя некоторое время. Не имея чем вернуть, он отправился к авве Иакову и увидел на доро­ге золотой. Он не взял его, а, сотворив молит­ву, вернулся в свою келью. Через некоторое время снова пришел к нему кредитор с тем же требованием. Авва опять попросил отсрочки, снова отправился к авве Иакову и опять увидел на дороге золотую монету. Не взял ее авва Иоанн, а, сотворив молитву, вернулся в свою келью. На третий раз авва Иоанн поднял золо­той, пришел к авве Иакову и отдал ему монету со словами: «Авва, по дороге к тебе я нашел эту монету. Окажи милость, объяви в окрестности, не потерял ли кто ее? И если найдется владе­лец, то отдай ему». Три дня авва Иоанн искал владельца монеты, но так и не нашел его. Тогда старец сказал авве Иакову: «Если никто не потерял сей монеты, то отдай ее такому-то брату — я должен ему».