А) Жестокость.

Зачастую гнев, поселяясь в сердце, делает его бесчувственным к чужим страданиям или, напротив, приучает человека получать от них удовольствие. Такое состояние души получило название жестокости. Жестокий человек — это немилосердный, немилостивый, безжалостный, неумолимый. Обратите внимание, что все эпи­теты, характеризующие жестокость, состоят из корня слова, обозначающего некую добродетель с отрицающей ее приставкой не- или бес-. Думаем, что пояснять это состояние души не надо. Заметим только, что большинство страс­тей, овладев человеческой душой, порождает в ней и жестокость, так как для того, чтобы удов­летворить свои корыстолюбие, сластолюбие или чревоугодие, не говоря уж о тщеславии или гор­дости, человек вынужден поступать жестоко по отношению к ближним. Такое состояние души именуется в аскетике окамененным нечувстви­ем, то есть полной нечувствительностью челове­ка к голосу совести и чужим страданиям.

Б) Мстительность.

Мстительность — это стремление ответить злом на зло. Грех этот является продолжением памятозлобия, которое и порождает ненависть. Нередко мы не только не можем забыть нане­сенную нам обиду, но и жаждем отмщения за нее. Во многих секулярных культурах месть привет­ствуется обществом. Здесь можно говорить не только о традиции кровной мести, распростра­ненной у некоторых народов, но и о кодексе чести, прославлявшемся в Европе в XVIII—XIX веках. Так и в России среди дворянства считалось недостойным простить обиду; напротив, обид­чика вызывали на дуэль, где обиженный нередко стремился лишить своего «врага» жизни.

Православие же относится с порицанием не только к самой мести, но и к желанию оной. Христос призывал отвечать добром на зло и подставить левую щеку, если тебя ударили по правой. Мы же в своей повседневной жизни часто не только не отвечаем добром, но действу­ем по древнему, дохристианскому закону: око за око, зуб за зуб. Да и такая вот «справедли­вость» далеко не предел. Бывает и хуже: челове­ку нанесли малую обиду, а он отвечает на нее большой, человека обидели неумышленно, а он злонамеренно отвечает тем же.

Определенный культ мести существует в об­ществе и сейчас. Если нам в магазине нахамила продавщица, мы чувствуем себя почти обязан­ными ответить ей грубостью. Сейчас, как и рань­ше, принято считать, что, терпя обиду, ты пока­зываешь свою слабость или трусость.

А., пережив предательство друга, лелеет в душе жажду мести. Приятель начинает отгова­ривать его:

Да ладно, ну ты же понимаешь, что в ссоре этой во многом виноват ты сам. В конце концов, будь великодушен и прости ему про­ступок, не мсти.

Ну хорошо, я-то могу быть великодуш­ным, я-то могу простить, но только он не пой­мет, что я простил от великодушия, а не по слабости. Он решит, что его поведение ос­тал ось безнаказанным, и в следующий раз опять поступит так же. И все остальные то же подумают. Поэтому надо ему отомстить, чтобы неповадно было.

Стоит ли говорить, что подобная позиция очень далека от православной. Более того, даже с общечеловеческой точки зрения она неразум­на. Если же рассудить здраво... Простить значи­тельно труднее, чем помнить зло, а, следова­тельно, о силе и духовной высоте человеческой личности говорит именно умение прощать, а вовсе не хорошо спланированная месть. Мало того, жизненные наблюдения показывают, что окружающие почти всегда интуитивно чувствуют мотивы твоих поступков: получив искреннее про­щение, сами раскаиваются в содеянном и не считают беззлобие слабостью. Другое дело, что прощение действительно должно быть искрен­ним. Нередко мы прощаем только на словах, демонстрируя таким образом не только душев­ное злопамятство, но порой действительно тру­сость или сознание своей слабости, которые удерживают нас от мести.

Случается и так, что человек немститель­ный, готовый помириться с обидчиком, подавля­ет в себе движения души и мстит просто для того, чтобы возвыситься в глазах окружающих, проде­монстрировать таким образом свою силу. Конеч­но, в таком случае в большей степени действует страсть тщеславия.

Мы далеко не всегда узнаем в себе мсти­тельность. Но следует помнить, что обида, не прощенная и затаенная в душе, обязательно рано или поздно вырывается наружу, и происходит это порой в весьма неожиданной форме. Мы про­должаем общаться с обидевшим нас человеком, а сами подсознательно ждем момента его сла­бости, когда нанесенный удар будет наиболее болезненным. Мы даже сами можем не осоз­навать, что осуществляем месть или ждем осу­ществления ее свыше: просто испытываем скры­тую радость, видя ближнего в несчастье.

Двое друзей. Один нанес другому обиду. Второй смолчал, стерпел, в общем, виду не показал, что затаил злость. Но в дальнейшем он будет всем общим знакомым жаловаться на обидчика, жаловаться так искренне и проникно­венно, что слушающие невольно начнут прони­каться к оскорбителю такой же злобой и нена­вистью, как и рассказчик. В результате обидчик, не сделавший, по большому счету, ничего страш­ного, будет ненавидим и гоним, будет окружен людьми, враждебно к нему настроенными. Весь коллектив на работе начнет косо на него смот­реть и избегать общения. При этом обиженный, возможно, даже и осознавать не будет, что свер­шилась месть: разве он мстил? Что вы! Конечно, нет. Он просто предупреждал окружающих об опасности общения с плохим человеком или искал у ближних сочувствия и понимания. Толь­ко с чем тогда связана та радость, которую испытывает это «беззлобное» существо, когда видит оскорбившего его товарища в полном одиночестве, отвергнутого всеми?