__________________________________

включает в себя, кроме властвования над людь­ми, еще и любовь к собственности как лучшему объекту властвования, а также могущественно­му средству для осуществления власти. Гневли­вость гордеца есть следствие того, что он не терпит никакого столкновения чужой воли со своею. Ненависть ко многим лицам, идеям, про­явлениям жизни естественно возникает опять-таки потому, что чужая воля и чужая жизнь не следуют планам и вкусам гордеца. Любовь к роскоши, сластолюбие и горлобесие (или горта-нобесие. — Прим.авт.) легко могут возникнуть как следствие естественной потребности иметь в составе жизни и чувственную полноту теле­сного бытия, но невозможность удовлетворить ее в высоких формах, достигаемых на пути со­борного творчества. Наконец, уныние есть пе­чальный конец жизни нераскаянного гордеца, который начинает свой путь энергич­ной деятельностью, полный веры в себя, но, потерпев множество крушений, утрачивает вкус к жизни»78.

Да, уныние, отчаяние действительно стано­вятся финалом гордыни. Оно начинается со ску­ки, с невозможности развлечь себя, а заканчива­ется смертельной тоской, которую ничего уже не может развеять, ощущением полной бессмыс­лицы, отсутствием стимула для того, чтобы жить дальше. Ибо рано или поздно человек смотрит на себя в зеркало и понимает, во что он превратил­ся. И еще понимает другое. Он, всю жизнь ви­девший смысл

________________________________

только в себе самом, в самосовершенствовании, в услаждении себя, сидит теперь у разбитого корыта, и не за что оказывается зацепиться, ибо все его попытки служить только себе привели к результату, обратному ожидае­мому: ему плохо.

Таково неизбежное следствие превозноше­ния своего «я», которое лежит в основе гордели­вого конструирования себя, столь любимого всеми гордецами. Это самосовершенствование, служащее исключительно для удовольствия гор­деца и осуществляемое его же собственными силами, ставит конечной целью не только пре­взойти всех людей, но и достичь каких-то небы­валых высот, какие и не представлялись ранее человеку. Для гордеца недостаточно быть просто лучшим, ему обязательно надо быть единствен­ным, неповторимым и, что уж говорить, действи­тельно совершенным. Конечная цель гордыни — быть всем в самом себе и ничего не знать, кроме себя. Гордыня центростремительна и ведет в пустоту. И сатана, первый, кто впал в гордыню, и человек — все хотят стать Богом: обрести в самом себе бытие, и наслаждение, и самодоста­точность.

Но получается, что человек, желающий об­рести смысл жизни и самую жизнь вечную в себе самом и только для себя (а именно это и являет­ся конечной целью гордеца), оказывается ни с чем, потому что человек не заключает в себе средства бессмертия. Источник жизни — Бог, Он — смысл и цель нашего существования. Вне Бога нет ни бессмертия, ни власти над собой, но признать это — значит пережить крушение сво­его «я», созданного из иллюзий и заблуждений.

Подобный крах, если за ним не следуют раскаяние и попытка переосмыслить жизнь, при­водит либо к самоубийству, либо к тяжелым формам наркомании (в т. ч. алкоголизма): не видя впереди цели, гордец впадает в отчаяние и стремится свести счеты с жизнью если не пря­мым наложением на себя рук, то с помощью ухода в виртуальный мир, в поисках забвения.

Но даже в период торжества гордец тоже несчастлив. Потому что гордость, вопреки рас­пространенному заблуждению, вовсе не означа­ет любви к.себе. Гордец абсолютно не способен любить себя, точно так же, как не способен любить других. Потому что любовь — это стрем­ление к Богу, а гордец, напротив, бежит Бога. Любовь — это видение в себе и в других образа и подобия Божьего. Но разве способен гордец на это? Нет, никогда. Он, наоборот, стремится най­ти в себе нечто Богу чуждое, от Бога отличное и Богу равное. Иногда ему мерещится, что это нечто удалось наконец разглядеть. Но моменты сладкой эйфории, похожие на состояние опьяне­ния, сменяют следующие за ними моменты про­зрения собственного ничтожества. И одновре­менно с пониманием своей никчемности прихо­дит жгучая ненависть к себе, к своей недостаточ­ности, к своей неспособности принести самому себе удовлетворение.

Гордецов часто упрекают в самовосхищении. Но это лишь одна сторона их ощущения себя. Другая же выливается в невозможное отвраще­ние к себе, в непримиримую жестокость к себе. Мало кто из подвижников истязает себя так, как это порой делает гордец. А как гордец занимает­ся самобичеванием! Он за малейшее прегреше­ние порой готов себя со свету сжить, похоронить заживо. Он скорее ближнему простит подлость в отношении себя, чем себе — непредусмотрен­ный планом самосовершенствования поступок. Отсюда так сильна у гордецов мучительная реф­лексия без раскаяния, которая переходит все мыслимые и немыслимые границы и портит в итоге жизнь не только самому гордецу, но и окружающим.

Но в конечном итоге все восхищение собой пройдет, а останется только черная дыра ненави­сти и отвращения к себе, которые заполнят все его существо и сделаются невыносимой пыткой.

Надо заметить, что постоянные наши упоми­нания о конечном падении и отчаянии вовсе не означают действительного конца, потому что ко­нец этот, это самое окончательное падение мо­жет оказаться началом другого пути. Потому что нередко вслед за осознанием полной собствен­ной несостоятельности возникает вопрос: «А что же я такое? Где я сам?» Иногда, пережив подоб­ную катастрофу, человек понимает, что всю жизнь гонялся за химерами, что в стремлении быть самым лучшим потерял себя самого и уже не помнит, какой же он. И дальше наступает'время долгого соскребания с души налипшей грязи в попытке найти себя под грудой хлама и мусора.