Священник говорит на Литургии: «...прино­сится в жертву Агнец Божий, вземший грехи ми­ра за жизнь мира и спасение». Эту жертву Тела и Крови Христа приносит Сам Христос Святой Троице; Он приносит, принимает и раздает. Тело и Кровь Христа - это бесценная Жертва и высшее освящение для христиан. Разве может хлеб и вино, не претворившиеся в Тело и Кровь, иметь такую же цену, как Жертва Христа? Мы позволим сказать, что без этого таинства мы сами не можем принести благодарность Богу за Его неисчисли­мые благодеяния. Поэтому без пресуществления, или, скажем более духовно, без преложения евхаристических даров Литургия перестает быть и жертвой и благодарением.

Искупительную жертву мог принести только один Христос; благодарственную жертву, равную искупительной, может принести также только один Христос. Сделать человека причастником Себе, т.е. ввести в единение с Собой, может толь­ко Сам Христос. Никто не мог заменить Христа на Кресте; Он в Евхаристии Тот же, что и на Гол­гофе. Святые Дары, как бы они не были связаны и соединены с Христом, не могут ввести нас в бесконечное поле высшего богообщения, если Христос не будет в них, если они не превратятся в Тело и Кровь Его.

Священник, причащая верующих, говорит: «Причащается раб Божий честнаго Тела и Кро­ви Христовой во оставление грехов и жизнь вечную». Вкушение хлеба и вина не может дать прощения грехов и небесного царства: они не могут стать жизнью вечной в самом человеке, не могут обожить его. Ветхозаветные иудеи прино­сили в храм первый сноп пшеницы и начатки от плодов, они благодарили Бога за земные блага и вспоминали о грядущем царстве Мессии. Еще более выразительным символом ожидаемого Спасителя было для иудеев вкушение пасхаль­ного агнца, но эти обряды и символы напомина­ли, указывали, но не освящали и не спасали. Только реальное присутствие Христа делает символ и прообраз действительностью.

Во всех таинствах происходит освящение, во всех действует благодать Духа Святого, все явля­ются каналами Духа Святого и связывают чело­века с Богом. Но Таинство Евхаристии отличает­ся от всех Таинств тем, что там пребывает живой Христос, не символически, не через соединение и связь с хлебом и вином, а пребывает в них, делая их Своим Телом и Кровью. Господь скрывал Свое Божество под покровом человеческой плоти, так как мир не мог бы вынести свет Божества. Те­перь Господь являет и скрывает Себя под покро­вом чувственного хлеба и вина.

Господин Осипов смеет говорить, что в таком случае происходит иллюзия и обман чувств. Но ведь в Ветхом Завете Господь скрывал Себя в го­рящей купине. Может ли г-н Осипов назвать это обманом чувств, т.е. что Моисей имел дело с при­зраком?

Бог явился Аврааму в виде трех Ангелов. Мо­жет ли г-н Осипов сказать, что это иллюзия, и Бог поступил с Авраамом, как иллюзионист? Бог явился пророку Илие в грозе и буре. Посмеет ли г-н Осипов сказать, что это материализированное представление о Боге? Я только хочу спросить у г-на Осипова: можно ли назвать феофанию мира­жом и призраком или это было реальным присут­ствием Божества, только в форме, доступной че­ловеку? Я думаю, что ответ ясен. Поэтому бого­словская невежливость (я не хочу употреблять более подходящего слова) может позволить себе сравнивать таинство с иллюзией. Без реального Христа нет ни Голгофы, ни Евхаристии, ни вос­кресения мертвых, ни вечной жизни для людей.

Еще раз повторю, г-н Осипов пишет, что евха­ристический хлеб и вино входят в Ипостась Бога, и сравнивает это с боговоплощением. Он забывает, что боговоплощение единственно и неповторимо, что второго Христа — Богочеловека не будет. Ипо­стась — это личность; как в личность может войти какой-либо иной предмет? Уже это абсурд. Вечное спасение есть вечное уподобление; но святые в веч­ном богообщении, в новых внутренних озарениях, в вечном приближении к Богу никогда не станут ипостасно равными Богу, даже Пресвятую Богоро­дицу Господь не принял в Свою Ипостась. А г-н Осипов пишет, что Господь дает ипостасное соеди­нение с Собой предметам ритуала. Личность — это духовная монада; в личность человека не может войти онтологически другая личность.

Пища, которую принимает человек, не делает­ся частью его личности. Пища — это только мате­риал для нашей телесной природы, притом само живое человеческое тело в земном существовании похоже на непрестанный поток, который берет ве­щество извне и выбрасывает его как отработанный шлак. В мгновенье возникает и умирает миллион клеток человеческого тела, но тело остается тем же самым нашим телом; значит оно, прежде все­го, организация вещества.

Так как г-н Осипов справедливо считает, что человеческое Тело Христа было подобно нашим телам, кроме греха, то пища, которую вкушал Господь, также могла стать частью его природы и личности. А ведь об этом и говорит Осипов, я ци­тирую его слова: «...Святые Дары таким наити­ем Святаго Духа, как и во время боговоплоще­ния, становились причастными, т.е. едиными, халкидонски едиными с Его человеческой Пло­тью. Как же это может быть? Таким же действи­ем Святаго Духа. Не случайно ведь, когда Он жил, Он тоже ел хлеб, пил вино, и они станови­лись Его Телом и Кровью, т.е. становились при­частниками Божеству, таким же халкидонским образом. Это происходит и в Евхаристии, т.е. во время Литургии».

Мне опять хочется повторить, что пища дает материал для тела, но сама не становится телом. Поэтому пища, принятая Христом, не станови­лась причастной к Его Божеству, не входила в Его Ипостась, а с ней происходило то же самое, что во всяком человеческом теле. Поэтому мы ни­как не можем отождествить пищу, принимаемую Христом, с Его Телом.

Что касается Причастия, то оно принадлежит Божеству, Его воскресшей Плоти. В Причастии находится Весь Христос как Богочеловек. Поэто­му Причастие не может быть сравнимо ни с какой пищей, оно — сверхсущно. Принимая Причастие, мы принимаем Христа. Причастие имеет вещест­венный образ, но оно освящает наш дух, душу и тело — всю человеческую личность, освящает та­инственным образом. Тайна не может быть интер­претирована на языке философских понятий; тог­да она перестала бы быть тайной, а превратилась бы в логический силлогизм.

То, что Святые Тайны нельзя уподобить обык­новенной пище, что Частица Святых Тайн, разде­ленная на бесчисленное количество Частиц, не уменьшается от этого по своей внутренней емкос­ти, так как в каждой из них находится Весь Хри­стос, хотя бы эта Частица была бы еле видна гла­зами. Христос воскрес с тем же Телом, с каким Он был распят на Голгофе, но это Тело было сво­бодно от условий земного бытия, поэтому имело другие свойства.

Это было не изменением, а освобождением от ограниченности и законов пораженного грехом космоса. Воскресшим Телом Христос проходил сквозь закрытые двери, когда являлся Своим уче­никам; однако на опасения учеников, что это при­зрак, Он ответил: Это Я Сам (Лк. 24, 39). Гос­подь вкушал со Своими учениками пищу не пото­му, что нуждался в ней, а для того, чтобы пока­зать, что Он воскрес во Плоти.

Нельзя говорить о существе Бога, так как существами называются также Его творения, в среде которых мы живем. Бог — Сверхсущест­во, и к Нему не приложимы никакие законы: ни физические, ни логические, ни иные; Он Весь выше всего, поэтому навсегда останется неуло­вимым для нашей мысли. Но здесь на помощь нам приходит та сила, которая называется ве­рой.