По нашему мнению, концепция г-на Осипова занимает промежуточное место между крайним протестантизмом и теософией. От протестантизма она переняла учение о небесной церкви как неком универсуме, неизвестном людям. Эта абстрактная церковь, состав которой для нас неизвестен, стоит над всеми конфессиями и должна заменить собой то понятие Церкви, которое содержится в Символе Веры. Но все-таки протестанты кроме некоторых, почти порвавших с христианством, общин, считают необходимым для спасения веру во Христа, а так как г-н Осипов не согласен с этим условием, то он переходит границу, разделяющую протестантизм и теософию, и берет как единственное условие для спасения догматическую мораль, то, что постулирует теософия. Здесь для спасения оказываются не нужными принадлежность к православной Церкви, участие в Таинствах и даже вера во Христа, все это заменяет естественное чувство морали и жизнь, согласно своим убеждениям. Сама искупительная жертва Христа Спасителя и победа над адом рассматривается в гностическом смысле как внешнее по отношению к человеческой личности событие, которое не обязательно усвояется через веру и Таинства Церкви. Победа над адом носит метафизический характер, о котором человеку достаточно узнать после смерти.

Логически это учение привело г-на Осипова к следующему выводу: если ад разрушен Христом и лежит в развалинах, как взятая крепость, то люди после смерти сами выбирают для себя место в загробном мире, соответственно состоянию собственной души. Грешникам неуютно и скучно в раю, поэтому они стремятся сами в ад, где будут находиться в своем кругу, среди подобных себе грешников, живущих теми же страстями и интересами. Ад теряет свой метафизический образ огненного озера, о котором предвозвещает апостол Иоанн. Оказывается, муки грешников, которые на земных языках невыразимы и только аллегорически изображаются через различные виды пыток, это только больное воображение, подобное предсмертному бреду инквизитора, перед которым проходят картины его жизни. По мнению г-на Осипова, ад это приют, желанный для грешников, не лишенный определенного уюта, где сатана, как хозяин, приготовил им свой «сервис».

Но и в этом смелом теологическом броске г-н Осипов не оригинален. У известного сатаниста, поэта Шарля Бодлера в книге «Цветы зла» есть стихотворение под названием «Грешник». Ангел убеждает душу грешника последовать за ним в рай, он уговаривает ее, просит, наконец, бьет жезлом, но грешник упорно отвечает: «Не хочу». Совпадение взглядов преподавателя Основного богословия и члена люциферианской общины, который сочинил гимн сатане, оканчивающийся словами: «Каина дети, ввысь подымитесь, бросьте неправого Бога на землю», мягко говоря, не радует.

Обычный метод сектантов при доказательстве их религиозных измышлений, заключается в том, что они выискивают в Священном Писании отдельные цитаты, которые, по их мнению, могут подтвердить их учение. Эти цитаты они вырывают из контекста, затем произвольно соединяют и группируют их, т. е. создают новый текст. Цитата, вырванная из контекста, как слово, вырванное из фразы, теряет свой семантический смысл. Этот монтаж фрагментов подвергается определенной интерпретации и, таким образом, ересь получает свой законченный вид. Таким же методом пользуются модернисты и реформаторы, делая монтаж не только цитат из Священного Писания, но и святоотеческих творений.

Напротив, православная эгзегеза своим главным принципом считает рассмотрение каждого стиха, каждой строки Священного Писания не изолированно, а по отношению ко всему Священному Писанию как единому целому. Такой же принцип в основном надо соблюдать и при изучении патристики, только с той разницей, что не все написанное или сказанное Святыми Отцами, вошло в церковное Предание. Определить церковное Предание в терминологических формулировках трудно, т. к. оно есть сама жизнь Церкви. Однако нам будет позволительно рассмотреть одну из сторон Священного Предания. Мы имеем ввиду благодать Божию, которая всегда пребывает в Церкви и проявляется как ее самосознание.

Предание не складывается из творений Святых Отцов, оно узнает себя в их творениях и употребляет их как свое словесное выражение. Святые Отцы, благодаря высоте своей жизни, имели глубокую духовную интуицию, поэтому их творения являются для нас настоящей сокровищницей. Но надо учитывать, что они не находились под постоянным воздействием Духа Святого, т. е. в состоянии перманентного богодухновения и поэтому в их творениях встречаются неточности и ошибки. Творения Святых Отцов можно сравнить со златоносной рудой, из которой Церковь берет драгоценный металл, а шлак оставляет за своим порогом. Поэтому в патрологии очень важен принцип, называемый «согласием Святых Отцов». Этот принцип отражен в символических книгах Церкви, которых г-н Осипов игнорирует, как будто они не существуют. Этими книгами в настоящее время являются «Окружные послания восточных патриархов» от 1723 и 1848 гг., а также книга «Исповедание Православной Церкви», утвержденная на двух поместных соборах Иерусалимском и Ясском. Эти книги были подписаны всеми восточными патриархами с их синодами. Они являлись и являются маяками Православной Церкви для теологов, священников, и мирян и до последнего времени не вызывали возражений, за исключением некоторых формулировок, которые предлагали уточнить; но это касалось не содержания, а формы.

Эти догматические послания восточных патриархов являлись преградой для различного рода реформаторов и поэтому в XX веке вызвали злобные нападки со стороны экуменистов и модернистов. Однако они ни на каком соборе не были отменены и заменены другими символическими книгами и остаются критериями Православия. Кроме того, символической книгой Русской Церкви является «Катехизис» митрополита Филарета, который принят не как символическая книга, а как учебное пособие в духовных школах некоторых поместных Церквей. Господин Осипов обходит молчанием, мы позволим себе сказать, презрительным молчанием, эти книги, но говорит диаметрально противоположное их содержанию в таком самоуверенном тоне, как будто его собственные лекции уже стали символической книгой для Православия, а не экспериментами модерниста.

Для доказательства своей концепции, а именно того, что неверующие во Христа могут быть спасены Христом, г-н Осипов приводит несколько цитат из Климента Александрийского, святого Иустина Философа и, как ни странно, священномученика Киприана Карфагенского. Если бы даже эти цитаты соответствовали тому, что хочет видеть в них г-н Осипов, то это не изменяло бы сути дела. Не все, что написано Святыми Отцами вошло в Предание как сокровищницу Церкви, но дело в том, что сама цитация производится некорректно и, по нашему мнению, нечестно. Климент Александрийский вовсе не является ни отцом Церкви, ни святым; это катехизатор и в какой-то мере историк античной философии. Он выступал главным образом как моралист, у которого христианская нравственность соединялась с выраженной этикой стоиков. Однако он не поступил как стоик, а во время гонений бежал, оставив свою катехизаторскую школу другому христианскому платонику, Оригену. Известное сравнение Климента Александрийского между пророками и философами Церковь никогда не принимала.

Господин Осипов приводит цитату из «Апологии» св. Иустина Философа о том, что все хорошее у язычников от Слова. Разумеется, у язычников среди мусора последующих мифологических извращений, сохранились осколки древнего первобытного предания, но они похожи на осколки разбитой чаши, в которые нельзя налить вино. Святые Василий Великий и Григорий Богослов «вселенские учители», т. е. учители для всех времен и народов, составили указание о том, как надо пользоваться произведениями языческих историков и философов. Отмечая примеры доблести и мужества некоторых героев древности, они в то же время категорически утверждали, что отдельные добродетели не могут возродить личность человека и сделать ее гармонически нравственной, что даже в лучших представителях языческого мира отдельные цветы добродетелей заглушали заросли пороков и грехов, узаконенных языческим миром.

Главной задачей вселенских учителей было предостеречь христиан, особенно юношей, от увлечения мнимыми добродетелями язычников, брошенных в болото порока. А самое главное, что язычники не имели Христа как образ идеального Человека и как Бога, Который может дать силы и возможность подражать этому Образу своей жизнью. Блаженный Августин, которого не жалует г-н Осипов, прямо писал, что добродетели язычников это блестящие пороки, имея в виду то, что они могут внешне привлекать, но не имеют способности возрождать, что их скрытый корень гордость. Что же касается слов святого Иустина Философа, что Господь пришел для верных, а потом для язычников, то это говорит о продолжающейся евангельской проповеди в языческих странах, а вовсе не о том, что язычники могут спастись, принося в жертву Молоху своих детей, Астарте честь своих жен и дочерей для храмовой проституции или, участвуя в мистериях Дионисия и Венеры. Если же язычники могли бы спастись без Христа, т.е. без учения Евангелия, то тогда проповедь апостолов, которая оканчивалась их мученической смертью, была бы вовсе не обязательной, ведь, по мнению г-на Осипова, можно не верить во Христа, ничего не знать о Голгофской жертве и только после смерти узнать в Нем своего Бога и Спасителя.

Следует вспомнить: у ап. Павла есть высказывание о том, что Христос пришел для иудеев, а затем для язычников, и это говорит не о преимуществе иудеев, а о порядке и последовательности евангельской проповеди, началом которой была Палестина. Господин Осипов также не упоминает того, что «Апология» была адресована императорам-язычникам, следовательно, написана языком, понятным им. О том, как осторожно надо обращаться с подобными цитатами, свидетельствует и тот факт, что на св. Иустина Философа, а именно, на его неудачное объяснение того, почему должен был воплотиться Сын, а не Отец, ссылались ариане.

У великого богослова доникейского периода священномученика Киприана Карфагенского, труды которого почитаются на востоке и на западе, есть замечательное произведение «О единстве Церкви», которое считается самым выдающимся трудом по экклезиологии. Главной задачей этой книги было показать, что вне Церкви спасение невозможно: «Не может назвать Бога своим Отцом тот, кто не имеет своей матерью Церковь». Так учило Священное Предание, ведущее свое начало от апостолов. Священномученик Киприан Карфагенский и г-н Осипов величины не одинаковые, и поэтому Алексей Ильич пускается в обходный маневр: он говорит, что Киприан Карфагенский совершенно прав, когда пишет, что только в Церкви спасение; что он также верит, что вне Церкви невозможно спастись, но он предлагает совсем немногое заменить у св. Киприана понятие о Церкви своим теософским универсумом, и тогда все будет в порядке.

Господин Осипов цитирует святого священномученика Иринея Лионского, а именно, его высказывание о двух воскресениях из мертвых, где отражены ошибочные хиллиастические взгляды этого отца, т. е. выбрано худшее из всего, что можно было найти в творениях этого великого святого. Если бы святой Ириней Лионский считал возможным спасение язычников, то он не посвятил бы свою жизнь борьбе с гностиками, пытавшимися соединить язычество с христианством или, другими словами, с языческими теософами, прикрывающимися именем христиан. Святой Ириней Лионский постоянно противопоставляет общины гностиков Церкви, а их фантастические теогонии Священному Преданию, ведущему начало от апостолов. Очевидно, что г-н Осипов хочет иметь Иринея Лионского своим союзником, но из творений этого отца можно заключить, что вряд ли святой Ириней согласился бы на такой союз.

Надо отметить, что последним собором Русской Православной Церкви, который канонизировал большее число святых, чем все ее предыдущие соборы, было принято специальное постановление, где говорится, что это не означает канонизации всех взглядов, высказываний, богословских трудов и экклезиологических позиций новоявленных святых, т. к. в большинстве случаев основой для канонизации новопрославленных святых послужил их мученический подвиг за Христа.