1. отсечение воли и не только воли, как самоволия – порицается творческая инициатива, хозяйственная инициатива, инициатива хотя бы и по необходимости.

В пору игуменства Феодосия Печерского нужно было служить службу, а масла не было. Хозяйственный келарь нажал масла из репейного семени. Тогда игумен велел масло вылить на землю – этот плод ослушания. Он послушался, вылил и на дне оказалась крыса, которая привлечена была ароматом масла, полезла туда и утонула. Но вся братия обрадовалась, что Господь их спас, а уже когда ударил колокол, пришел обоз из другого княжества, и там было и масло.

2. Поклоны, посты – строго по уставу.

3. Послушание – паче поста и молитвы. Вот это правило, как бы ставшее непонятным в XX веке Силуан Афонский поясняет так, что если человек берется за подвиг самовольно, то сразу же претерпевает нападение тщеславных помыслов, которые могут уничтожить все духовные результаты подвижнического труда. Если же он выполняет повеленное, то он ничего о себе не думает, как сказано в Евангелии.

А что же служит в монастырях ограждающим началом? Оказывается, что этот мерный образ жизни предполагает систему надзора и взысканий. И в монастырях десница Божия непосредственно вразумляет и руководит теми, кто воистину любит Бога, и она же ограждает (внутренне) от увлечений, потому что устав надзора и взысканий ограждает только внешне. (Отказываться в монастырях от послушаний не положено, но всегда, уважая свободу, спрашивают: "а что бы вы хотели?"). Усиленный молитвенный подвиг (как бы брать высоты), может привести к плачевным результатам – к сумашествию и бесовщине.

Во всяком случае, сколько продолжается монастырское монашество, столько многими примерами подтверждает Господь, что монашеская традиция должна пребывать неизменно до скончания века.

В связи с этим, монастырская традиция диктует большее снисхождение слабым и страждущим грешным, чем к самовольникам, хотя бы и стремящиеся к усиленным добродетелям. Это и подтверждается современными фактами; люди, которые стремятся к усиленному подвижничеству и не покаявшись, они уже ни в одном монастыре ужиться не могут. Они переходят в “шаталовсую епархию”.

2. Монастырское сообщество, духовная семья.

Если пустынничество в качестве духовной радости представляет уединение, то монастырское монашество обещает другую радость – радость братского общения.

Поэтому в монастырской жизни, начиная с Пахомия Великого, чувствуется этот пафос взаимности; особенно утверждал его Василий Великий, который был теоретиком монастырского монашества и уединенный подвиг считал урезанным и не полным.

Пафос взаимности – это же не коллектив – братское монашеское общение – это, прежде всего, взаимное внимание и взаимная забота, хотя буква устава говорит о том, что не желательно пребывать одному ни в келье, ни в дороге. Это очень строго возобновил Серафим Саровский в Дивееве. Затем, ничто ни внешнее, ни внутреннее не должно оставаться утаенным. Поэтому, если отшельнические кельи на одного и отстоят друг от друга, то здесь Пахомий Великий вводит жилые корпуса на 40 человек. Затем, общая молитва, особенно вечерняя – на молитву собираются вместе, исповедь у монастырского духовника, никакого стороннего руководства, то есть оно запрещено уставом, чтение книг под руководством и только тех, которые дает духовник или настоятель. Трапеза, только общая, одежда – одинаковая, не допускаются подарки со стороны. У Достоевского в “Дневнике писателя” есть маленькая описанная “История отца Нила” - не возите монахам конфет – это диавольский соблазн. Покрой монашеской одежды разработан Пименом Великим и сохранен на 1,5 тыс. лет.

3. Общие черты общежительского устава.