The Bible and the Seventeenth-Century Revolution

Всегда сражается за безопасность британцев.

The Lamentable Tragedie of Locrine, the eldest son of King Brutus (1595), in The Shakespeare Apocrypha (ed. C.F. Tucker Brooke, Oxford U.P., 1908), Act V, sc. i

Благочестивая часть нации — это национальная церковь.

Francis Cheynell to the House of Commons, 31 May 1643, FS, VI, p. 136

Нам нет нужды вдаваться в пререкания о том, думали ли об Англии как о “той самой” или “одной из” избранных наций. Этот вопрос кажется мне поставленным неверно. Англичане в исследуемый нами период в принципе не мыслили в понятиях национальных государств. Избранный народ евреи в течение большей части своей истории состояли из двух царств. Англия и Шотландия часто сравнивались с Израилем и Иудеей. Протестанты на континенте — в республиках ли Швейцарии или Нидерландов, в королевствах ли Дании и Швеции, или как группы меньшинств во Франции или Германии — были более чем политическими союзниками. Они были братьями, по отношению к которым следовало проявлять солидарность. Писавшие для англичан протестантские писатели выказывали тем самым Божие расположение к их стране. Это было не предъявлением исключительных требований по отношению к Англии, а скорее частью резких обличений англичан за то, что они не смогли выказать долженствующую благодарность за Божие расположение. Многие протестанты думали, что внутри недостаточно протестантской английской государственной церкви существуют некоторые избранные люди[1270].

Уиклиф был утренней звездой Реформации для Фоукса и его последователей, хотя последователи Уиклифа в течение долгого времени были гонимым меньшинством. Уиклиф породил Гуса, который в свою очередь породил Лютера. Бог дал откровение, по словам Милтона, “согласно своему обычаю, сначала своим англичанам”[1271]. Генрих VIII был первым значительным сувереном, который порвал с Римом по его собственным, не вполне теологическим причинам. Ранние протестантские пропагандисты уподобляли Генриха VIII и Эдуарда VI доброму царю Иосии, разбившему идолов. Когда при Марии последовали гонения, эпохальное сопротивление мучеников, шедшее преимущественно со стороны простого народа, создало незабываемую легенду. За восстановлением протестантизма при Елизавете последовали новые знаки божественного благоволения, как, например, поражение испанской Армады, неожиданно мирное вступление на престол Якова I в 1603 г. и союз протестантских корон, провал Порохового заговора. Ранняя сепаратистская “тайная церковь” Ричарда Фитца в 1567-8 гг. видела в Англии Израиль, к которому благоволил Бог[1272]. Идея, что Англия была одной из избранных наций, легко пришла к англичанам.

При Елизавете Англия была “осажденным островом”, укрепленным в исключительно неблагоприятных условиях перед лицом враждебной Европы и все же умудряющимся распространять благословение протестантизма на Шотландию и поддерживать голландских протестантов-мятежников и французских гугенотов против католических монархов. В начале XVII в. Англия казалась ведущей протестантской нацией, несмотря на неудачу Якова и Карла в поддержке братских церквей на континенте в Тридцатилетней войне и на узурпацию ведущей роли в протестантизме шведским королем Густавом Адольфом. Милтон в 1641 г. заверял Бога, что он знает: “Ты с нами”[1273]. Однако позднее он писал о вальденсах как о “Твоих избранных святых”, которые столь долго сохраняли веру. Это было основанием для того, чтобы прийти к ним на помощь, когда они терпели гонения. “Избранные святые” не были ограничены национальностью.

Подобным же образом дело обстояло в Новой Англии, которая все еще думала о себе как о части Англии. Отцы-пилигримы бежали от гнева, в котором они видели угрозу Англии за ее отступничество. Идея, что они создают образцовое общество для подражания другим, пришла уже позднее, подобно тому как революция 1640-х годов дала многим англичанам новое сознание особой роли Англии (или Англии и Шотландии) в мировой истории. Только провал благочестивой революции в Англии дал североамериканским колонистам новое чувство их особого статуса. В 1702 г. Коттон Мейзер говорил, что Бог “высматривает” Новую Англию, чтобы она стала Новым Иерусалимом[1274].

Так что не нужно тратить чернил для выяснения вопроса о том, кто первый подумал об Англии как о той самой (или одной из) избранной нации. Некоторые приписывали эту роль Джону Фоуксу, которого все читали; но Фоуке был по крайней мере столь же интернационалист, сколь и националист. Некоторые были за Томаса Брайтмана. Но его произведения нелегко было достать в Англии до 1640-х годов, когда размножились популяризации[1275]. Но к этому времени идея уже хорошо укоренилась. Был ли это Джозеф Мид, чьи милленарийские произведения тоже не были опубликованы в Англии до 1640 г.? Поиск литературных источников, как мне представляется, сбивает с толку. С тех пор, как Библия стала доступна на английском языке простым людям, они искали в ней света, освещающего события в их собственной стране. Англия должна следовать примеру еврейского народа при благочестивых правителях. Это не обязательно было связано с мыслью о том, что англичане являются тем самым избранным народом.

Когда в 1559 г. в примечании Джона Эйлмера было сказано: “Бог — англичанин”, он (или его печатник), может быть, утверждал (а может быть, и нет) исключительное родство. Англия была “Богом избранной нацией” для борьбы против антихриста в один определенный момент времени[1276] . Эйлмер не отрицал, что Бог мог быть шотландцем или голландцем. В 1579 г. трактат Джона Стабба “Открытие зияющей пропасти” признавал, что англичане — избранный народ, и утверждал, что брак Елизаветы с п|зинцем-папистом был бы похож на брак еврея с ханаанеянкой[1277] . Томас Картрайт в следующем году выражал благодарность за то, что Бог, “минуя многие другие нации... доверил нашей нации” Евангелие; великая ответственность, добавлял он, которую мы не заслужили. Джон Лили в том же самом году заявил, что “живой Бог — это только английский Бог”[1278]. Это, как и второй эпиграф к этой главе, было литературным изыском.

Елизаветинские пресвитериане доказывали, что завет благодати применим к личности и к общине. “Бог отдал себя нам”, — говорил Д^кон Филд английскому народу, не только избранным в его числе[1279] . “Господь заключает завет с тем народом, которому он дает печати [т. е. таинства] своего завета”, — заявлял Картрайт, — как “он делает с нашими собраниями в Англии”[1280]. “Бог положил свой завет милости в Англии”, — сказал Джордж Джиффорд в 1591 г., так как при Генрихе VIII “английская нация провозгласила Иисуса Христа и вся была запечатана печатью Завета”[1281]. Один проповедник может создать церковь; избранные внутри нации могут создать истинную национальную церковь[1282]. Это пресвитерианское положение было отвергнуто сепаратистами, и они действительно имели основания для отделения. Ричард Хукер критиковал пуритан за отождествление себя с “Богом избранным народом, народом Израиля”. Они думали, что “они сами, без сомнения, были Новым Иерусалимом” и что Бог будет творить для них чудеса[1283]. В Английской революции эти люди встали впереди.

Отсюда проистекает важность, которую благочестивые придавали принудительной морали для неверующих масс народа, если Бог не потеряет терпения с Англией. Провал этой политики в революционные десятилетия был провалом пресвитерианской и кромвелевской концепции коллективного завета нации с Богом. В Новой Англии было сделано то же самое допущение: с теми, кто уклонялся, — м-сс Хатчинсон, Сэмюэль Гортон и квакеры — быстро расправились[1284]. Это допущение оказало разрушительное воздействие на отношения с индейцами в конце XVII в.: если они отказывались покончить со своими традиционными культурными обычаями, чтобы принять стандарты английских поселенцев, их уклонение угрожало наказанием всей общине. Их следовало заставить свободно стать пуританами[1285].