В сентябре и октябре 1643 г. две проповеди по случаю поста отметили Священную Лигу и Завет. Их произнесли Томас Коулмен и Джозеф Кэрил (FS, VIII, pp. 221-311). Завет “отделит драгоценных от низких”, заявлял Кэрил (р. 259), цитируя Иезекииля (20.37). Он принимал без доказательств шотландское толкование Завета, т. е. что он обязывал Англию ввести пресвитерианскую систему правления, несмотря на сочиненную Вэном лукавую формулировку, которая оставляла Англии свободный выбор. Но растущая тревога относительно роста сепаратизма с 1644 г. снова и снова приводила консервативных проповедников к тому, чтобы подчеркивать обязательства Англии, налагаемые на нее Заветом, что со временем стало звучать как обвинительный приговор.

Шотландец Александр Хендерсон поднял тревогу 18 июля 1644 г. Проповедуя на текст Матфея 14.21 (о неудаче Петра, когда он пытался ходить по водам), Хендерсон жаловался на секты, которые раскалывают английскую церковь (FS, XI, pp. 315-16). Герберт Палмер и Томас Хилл последовали его примеру в августе. Палмер проповедовал на псалом 99/98(8), нападая среди прочих на Милтона, цитируя Иезекииля, а также Послание к Фессалоникийцам и Притчи (FS, XII, особ. pp. 102-10); Хилл проповедовал на текст Аггея 1.7-8, осуждая трактат Роджера Уильямса “Кровавый принцип” (FS, XII, особ. pp. 123, 160). Мэтью Ньюкомен 12 сентября призывал к дисциплине. Ассамблея богословов и реформация в пренебрежении: “Люди сами хотят обратно в Египет”. Для специального рассмотрения он взял “Соболезнующего самаритянина” Уолвина. Пресвитерианская система, думал он, была единственной альтернативой тому, чтобы предоставить каждому “свободу выбора своей собственной религии... мнение более зловредное и разрушительное как для душ людей, так и для государства” (FS, XII, pp. 302-7, 311-17). Стивен Маршалл присоединился к этому хору 26 марта 1645 г. Проповедуя на текст псалма 102/101(16-17), он сообщил лордам, что они не хозяева церкви, а ее слуги (FS, XVI, pp. 195-6, цитируя Евр. 3.1).

30 июля того же года шотландец Роберт Бэйли, также проповедуя перед палатой лордов, использовал текст из Исайи (63.17), чтобы обрушиться на секты (FS, XVIII, pp. 14-16). Корнелиус Бёрджес и Фрэнсис Тейлор последовали за ним в октябре. Бёрджес подчеркивал “необходимость соглашения с Богом”, цитируя Амоса: “Пойдут ли двое вместе, не сговорившись между собою?” (Амос 3.3); “Божий Завет” Тейлора опирался на псалом 74/73(20). Оба настаивали, что Англия была обязана, согласно Завету, установить пресвитерианскую дисциплинарную систему, и выступали против терпимости (FS, XIX, pp. 218-41, 247-75). Томас Кейс 19 февраля 1645/6 г. почти в истерическом тоне обличал “апостасию”: “Этот святой Завет становится среди многих клеймом позора, почти что каиновой печатью” (FS, XXI, pp. 249-55). Язык Кейса свидетельствует о накале чувств по этому поводу. Шотландские священнослужители, указывает Тревор-Ропер, проповедовали перед общинами четыре постных дня подряд после своего прибытия в Англию. Они столь сурово проповедовали своим слушателям поневоле об их обязательствах ввести пресвитерианскую дисциплинарную систему, что ни одного шотландца больше не попросили еще раз прочесть проповедь общинам, с единственным исключением на праздник по случаю победы при Марстон Муре, где шотландская армия играла важную роль. Шотландцы, однако, проповедовали перед лордами[1338].

Изменение тона наметилось к концу 1645 г., когда стали приглашать проповедников, более расположенных к армии и индепендентству. Приверженец эрастианства Томас Коулмен 30 июля 1644 г. убеждал парламент “установить в некоторых делах Божественный закон, что вполне возможно”. Он думал, что христианские магистраты должны управлять церковью (FS, XVIII, pp. 925). Шотландец Джиллеспи в своей резкой обличительной проповеди в палате лордов месяц спустя особо подчеркнул эту проповедь Коулмена (FS, XVIII, pp. 264-80). Джеремия Бэрроуз и Джон Дьюри 26 ноября 1645 г. вновь начали приводить аргументы в пользу религиозной терпимости. Дьюри обличал “вавилонское правление”, противящееся правлению Иерусалима (FS, XX, pp. 77-130, 171-6). Томас Хортон 30 декабря 1646 г. нападал на “лицемерное следование” заветам, “когда мы стремимся извлечь из них то, что в них не вкладывалось” (FS, XXVI, pp. 80-81).

Консерваторы сражались с ними. “Нарушение нашего завета, — сказал Джон Лайтфут в феврале 1646/7 г., — это одна из грустнейших историй... которые можно найти в каких-либо летописях... Мы вопияли против заблуждений, ересей и расколов...” В марте Ричард Вайнс взял для своей проповеди текст из Второго Послания Петра (2.1): “Лжепророки в народе... введут пагубные ереси”. Томас Ходжес 10 марта того же года проповедовал на следующий стих из Второго послания Петра, продолжая осуждать “фамилизм, антиномианство, социнианство и многие другие отвратительные учения”, которые настолько распространились среди народа, что угрожали “окончательно разрушить нацию... если только не будут приняты немедленные меры, дабы воспрепятствовать их дальнейшему распространению”. “Арминианство, социнианство, да и прямой папизм... были молоком, которое они всосали в университетах от плохих наставников”. Даже турки, увещевал Джон Бонд 19 июня 1648 г., покончили с нарушением завета. Симеон Эш 23 февраля 1647/8 г. выразил величайший ужас при известии, “что некоторые сильные мира сего говорили, что единственной целью нашей торжественной Национальной Лиги и Завета было привести сюда шотландцев, чтобы они помогли нам во время нужды. О, не говорите этого в Гафе и не обнародуйте в Аскалоне!”[1339] Стихотворение сэра Уильяма Мура “Вопль крови и нарушенного Завета” выражает ужас шотландца по отношению к казни Карла I[1340].

Некоторые шотландские пресвитериане видели Священную Лигу и Завет в милленарийском свете, как прелюдию к крестовому походу на континент. Они с чувством разочарования осознали, что вовлечены в свары внутренней политики Англии; Завет в ней стал жупелом, который пресвитериане использовали против сектантов. Только после 1660 г., когда завет был формально дезавуирован, он стал в каком-то смысле символизировать Доброе Старое Дело[1341].

У Уинстэнли были собственные идеи о том, что означал или что должен означать Завет. Путем Завета, заявлял он, “власти Англии” обязались “сделать англичан свободным народом” в ответ на жертвы, которые он принес, защищая парламентское дело. “Вы и мы приняли Национальный Завет, согласившись попытаться установить свободу, мир и безопасность народа Англии”, “каждый на своем месте принял завет охранять и стремиться к свободе друг друга, невзирая на лица”. Трудно найти в тексте Завета такой пункт, который неясно говорит о “религии и свободах королевства” и обещает “защищать всех тех, кто входит в эту лигу и завет, добиваясь их осуществления”[1342].

Уинстэнли продолжает, без сомнения со скрытой иронией: “Вы клянетесь в вашем Национальном Завете произвести реформы согласно Слову Божию” — что верно; и Уинстэнли толкует это как стремление “возвратить нам первоначальную свободу на земле”. Для джентри феодальные держания отменены; теперь “освободите для простых людей общинные земли и пустоши от заграждений, произведенных нормандскими лордами... и тем самым исполните свой завет, чтобы вы и все слои народа могли жить в мире друг с другом”. “Дать двум частям народа, т. е. джентри и духовенству, свободу и отрицать ее для всех остальных” — это “серьезное нарушение Национального Завета”[1343].

Платить законникам, доказывал Уинстэнли, значило бы “добровольно нарушать наш Национальный Завет... соблюдая старые нормандские тиранические и разрушительные законы”. Диггеры не отвергали закона: они добивались “реформ в нашем месте и нашем призвании согласно этому Национальному Завету”. Текстуальная точность Уинстэнли в переводе слова "завет", несомненно, ведет к ошибке, как он, вероятно, знал; но без сомнения, принятие Завета парламентом сопровождалось пропагандистской болтовней, которая порождала надежду на социальную, а не только политическую трансформацию. Уинстэнли трактовал Завет под сильным влиянием того, что, как он полагал, Библия говорила о “равенстве”, “разуме” и “реформации”[1344]. Чем больше обсуждалась Библия, тем меньше, казалось, было согласия.

12. Бог покидает Англию

Ибо суд у Господа с жителями сей земли, потому что нет ни истины, ни милосердия, ни Богопознания на земле.