“Апология, или Декларация силы и Промысла Божия в управлении миром” Джорджа Хэкуилла (1627) вписывается в эту картину борьбы за независимую английскую литературу, борьбы, которая продолжалась в течение всего XVII века как битва книг.

Главный удар Хэкуилла, как и главный удар елизаветинских поэтов, был направлен против тирании греческих и римских классиков. Это занимает более одной трети его книги (с. 331-546)[1624]. Библия, доказывал он, не дает подтверждения теории деградации во вселенной или в человеческих существах (особ. с. 53, 73-4, 837, 152-3). Он цитировал в свою пользу 34 страницы библейских текстов и комментаторов. Но комментаторы были почти все современными (и протестантами) — Картрайт, Беза, Пареус; они опирались особенно на Ветхий Завет (с. 273-307). Хэкуилл мало использовал ранних Отцов Церкви или средневековых схоластов. Вместо этого он основывается на человеческом разуме. “Хотя я обязан безоговорочно верить тому, что утверждает св. Павел, я не обязан верить вашим утверждениям, что св. Павел утверждает это, и я признаюсь, что не могу найти неопровержимого доказательства для такого убеждения (о котором вы говорите), что он утверждает это (с. 583 — в ответ на “сомнения, представленные мне одним достойным другом”). Причина кроется в каждом отдельном читателе Библии, и причина эта изменяется с течением времени[1625]. Годфри Гудман думал, что такое обращение к человеческому разуму открывало дорогу атеизму (книга V, с. 81-2, вторая пагинация). Аргументы Гудмана иллюстрируют здесь схоластическое болото, из которого нас высвободили Бэкон и Хэкуилл, противопоставляя разум и опыт “логическому правилу, которое служит только для составления силлогизмов”. “Молю, не взыщи с меня после за то, что я оставил старую философию, но если ты можешь взыскать с меня за то, что я оставил истину, не щади меня” (книга V, с. 7, 57, 63-4). Многие думали, что антихрист придет незадолго до конца света, который к тому времени будет “наполнен всякого рода нечестием, нечистотой и нищетою, сопутствующими его приходу... вне всякого сравнения с прежними временами”. Но, доказывает Хэкуилл, антихрист в лице папы уже пришел несколько веков назад. Из чего мы должны заключить, “что крайнее невежество правило в мире почти во все века”; это не есть что-то свойственное только нашему веку (с. 552-9).

Мы можем видеть, как Хэкуилл, которому помогал упрямый епископ Гудман, скатывался все дальше к тому, чтобы опираться на свой собственный разум, свою собственную интерпретацию Библии (Книга V, с. 81-2). Хэкуилл делает резкое различие между непогрешимым авторитетом Библии и правом личности интерпретировать ее для себя. Потребовалась свободная дискуссия 1640-х годов, для того чтобы привлечь внимание публики к противоречиям и несоответствиям Библии, а затем смелость Уолвина, Уинстэнли, Райтера и Фишера, чтобы вывести заключение о том, что она не может быть Словом Божиим.

Для Хэкуилла Библия имеет непреходящее значение. Его “Апология” оправдывает пути Бога к человеку. Она была написана не как “Потерянный рай”, во тьме поражения, но в эпоху угрожающей опасности, когда существенно важно было иметь уверенность, что Бог не оставляет свой народ, и когда гуманизм и протестантизм объединялись в защите разума и возможности прогресса — экономического и интеллектуального. Хэкуилл с гордостью отмечал увеличивающуюся продукцию свинцовых рудников Мендипса (с. 163). Гудман беспокоился, как бы не исказить древних писателей: “Сколь склонны мы к нововведениям, что рождает опасность мятежа; сельские мужики могут поднять бунт”, если “все будет улучшаться”. Хэкуилл с ехидством ответил, что Гудману не надо беспокоиться о нововведениях и крестьянстве (“которое, я думаю, мало озабочено моей книгой”). Более вероятно, что “праздность и ворчание” будут вызваны учением Гудмана, что “ничего нельзя улучшить с помощью трудолюбия”. Хэкуилл предлагал нечто приближавшееся к теории прогресса (книга V, с. 132; ср. с. 192). Гудман склонялся к папизму, чтобы прикрыть свои несообразности авторитетом церкви. Хэкуилл был несколько устрашен странными морями рационального мышления, в которых он нашел себя плавающим в одиночку; но он тем не менее принял современный мир, в котором каждый человек распоряжается своей собственной душой.

VI. Псалмы

Огромные литературные ресурсы Библии внезапно стали доступными английским мирянам с 1530-х годов и далее, открыв перед ними мир, до тех пор известный только немногим, и те немногие интересовались более теологией, чем литературными качествами Библии. Отсюда преувеличенное восхваление Псалмов Сиднеем и Милтоном: они предлагали новый эстетический опыт. Бен Джонсон приписывал происхождение поэзии евреям, но не утверждал их авторитета. Переводы и подражания греческим и римским классикам продолжались, но еврейская поэзия была внове. Эта новизна не утратилась в течение полутора веков. Оглядываясь на 1679 год, Сэмюэль Вудфорд видел в Библии гораздо больше, чем источник вдохновения, соперничающий с классиками. Древнееврейский язык, объяснял он, никогда не подчинялся “греческим и латинским законам”. Остроумие, крайне смелые метафоры, дерзкие сравнения и быстрые переходы еврейской поэзии предлагали новые возможности [1626].

Псалмы часто казались близкими по темам. Они были полезны, если вы собирались обличать гонителей. “Он сделает стрелы свои палящими для тех, кто гонит меня” (пс. 7.13). “Князья гонят меня безвинно” (пс. 119/118.161). Джон Паллам пользовался лихим ритмом, когда переводил псалом 149 для версии Стернхолда и Хопкинса:

Быстро заключать чужаков-царей В цепи надежные, И вельмож их также В прочные железные оковы.

Оливер Кромвель цитировал 119/118-й псалом спикеру Ленталлу, когда призывал к социальным реформам в июле 1651 г. Баниан цитировал псалом 58/57(11), нападая на гонителей: “Возрадуется праведник, когда увидит отмщение”. Как отмечает профессор Гривз, Баниан сознательно опустил окончание стиха: “омоет стопы свои в крови нечестивого”; но многие из его слушателей или среди его читателей, без сомнения, могли его вспомнить[1627]. Псалом 58/57 был любимым среди критиков монархии. Стернхолд и Хопкинс, обращаясь к “вам, читателям”, так переводили отрывок о гонителях:

В них явственны яд и дыханье Змеи... О, Боже, сокруши зубы их тотчас же... Праведник... Омоет стопы свои в крови тех, кто его покинули.

Предваряющее примечание Безы к этому псалму гласило: “Нет большей несправедливости, чем та, которая угнетает под покровом закона”[1628]. Кальвин признал, что омовение стоп в крови даже нечестивых “кажется, приписывает праведным чувства, весьма далекие от благочестивой кротости”. Но “им не может не быть приятно, когда за зло отплачено справедливой мздою”. Томас Уилкокс, один из авторов “Увещевания парламенту” (1572) видел в 58-м псалме цель выступить против “двора и совета Саула”. И он замечает, что, хотя “в сердцах верных людей есть мягкость и нежность”, все же, “ведомые истинным рвением, они получают удовольствие от исполнения Божиего суда”. Праведники могут омыть свои стопы в крови злодеев “с помощью речи”[1629]. Уильям Бартон в своем переводе говорит, что 58/57-й псалом направлен против “нечестивых правителей и сильных мира сего... показывая их порочное упрямство и крайнее разложение”. Псалом 119/118 — это “молитва против гонителей”, которые являются “могущественными людьми”[1630].

Кэтрин Маколей отметила пропагандистское использование Библии в Кембриджском издании 1629 г. Здесь “вступительное замечание к псалму 149 изменено с ‘Хвала Господу за его победу и завоевания, которые он дал святым своим’ на ‘Хвалы, воздаваемые Богу за силу, которую он дал церкви, чтобы она правила совестью людей”. Поворот от святых, противящихся людской власти, к власти церкви управлять совестью людей поразителен; он сохранился, как говорит Кэтрин Маколей, во всех изданиях Библии до 1743 г.[1631] Это интересно контрастирует с прочтением псалма 141 Томасом Уилкоксом, который заметил в 1586 г., что псалмопевец “кажется, возлагает вину простого народа... на самих правителей и судей... в их собственных личных позорных деяниях... Когда великим будет нанесено поражение и они будут низложены, народ станет мудрым и придет к исправлению. Это хорошо”, но Уилкокс предпочитал иное прочтение[1632] . Стернхолд и Хопкинс, а также женевское примечание, комментируя этот псалом, говорят, что Давид молил Господа обуздывать его страсти, пока “Бог не воздаст отмщение его врагам”. Примечание Бартона в 1644 г. гласило: “Пока эти тираны правят, они крошат праведников, как мясо для горшка”.

По поводу 149-го псалма мы можем процитировать свидетеля против Хью Питера на суде над цареубийцами: “Я слышал, как заключенный проповедовал перед Оливером Кромвелем и Брэдшоу, который назывался лорд Президент Высшего Суда Справедливости; и он взял свой текст из псалмов... ‘Заключать царей их в узы, и вельмож их в оковы железные’... Он говорил в своей проповеди: ‘Возлюбленные, это предпоследний псалом, а следующий псалом имеет шесть стихов и двенадцать хвалений, Хвалите Господа... и так далее. Для чего?’ — говорил он. ‘Посмотрите в мой текст, там кроется причина того, что цари заключены в оковы’”[1633]. Милтон провозглашал, что “заключать царей их в узы и вельмож их в оковы железные” было “честью, принадлежавшей его святым”, которые сначала должны одолеть “тех европейских королей, которые получают свою власть не от Бога, а от зверя”[1634]. Джордж Уизер был более осторожен в стихотворении, посвященном Карлу II в 1660 г. Хотя, говорил он, святым подобает Связать оковами и цепями И королей, и пэров, тем не менее они не должны пытаться делать это “неразумно”, С плотской слабостью, плотским путем Ища своих собственных целей, хотя претендуют на Божии [цели].