Джон Карделл подхватил эту последнюю мысль в своей проповеди 31 января, на следующий день после казни короля. “Существует и наказующая милость, и жалостливая жестокость” (см. 2 Цар. 20.42). “Разве долгий опыт не научил некоторых из вас, сколь много существует разрушающихся потолков, и трухлявых балок, и сгнивших столбов и подпор... которые следует по необходимости удалить?”[397]

Я цитировал замечание Каппа, что общины, как видно, очень любили проповеди на апокалипсические темы[398]. 25 февраля 1645/6 г. Джон Гудвин определял святых как тайных советников Бога: “Бог дает своим святым полномочия поднимать на высоту и свергать путем молитв и ходатайства”. Вскоре деятельность святых перестала ограничиваться молитвами. Проповедуя перед палатой общин 29 ноября 1648 г., как раз перед Прайдовой чисткой, Кокейн избрал текст из Исайи (65.16-18): “Ибо вот, я творю новое небо и новую землю”. Он объявил, что святые — “это те люди, посредством которых Бог в последние времена будет судить все дела сынов человеческих” (1 Кор. 6.2). “Может статься, что Бог изберет самых ничтожнейших из народа своего, в ком он явится” — как он явился в Гедеоне (Суд. 6.13, 7.18). Но он дал ясно понять, что обращается к членам парламента, когда добавил: “Господь воскрес в вас и будет судить мир вами”. В январе 1649 г. Джон Карделл настаивал в парламенте, что он должен охранять как свободы народа, так и свободы святых. К февралю Вейвасор Поуэлл смог убеждать парламент в том, что “Иисус Христос никого не считает столь... годными на то, чтобы править его царством (при нем), как своих святых... Святые должны править и управлять миром”[399]. В сентябре или октябре 1652 г. один из людей Пятой монархии Кристофер Фик был приглашен читать проповедь по случаю поста, связанного с назначением майоргенералом Харрисона, милленария из людей Пятой монархии.

Вместе с этим развивалось учение о Промысле, столь дорогое сердцу Оливера Кромвеля. Вейвасор Поуэлл привлек внимание парламента к “действию Божиего Промысла в исполнении тех великих дел, которые вы предприняли как в этой стране, так и в Ирландии”. Мы должны принять “божественный суверенитет Бога” и не роптать, если Бог не устраивает дела так, как мы бы того хотели; это и значит “парить пред лицом самого Бога”, — сказал Карделл на следующий день после казни Карла I. Всемогущество Бога является его оправданием, доказывал Джон Уоррен 19 апреля 1649 г. в памфлете “Могучий гончар”: “Не праведность победителей дает им власть над другими, но злодейства побежденных заставляют их склониться перед завоевателями”[400].

Оуэн, восхваляя милость Господню, явленную в битве при Вустере 24 октября 1651 г., сказал парламенту, что люди утвердились в своих принципах, “воистину мудрых принципах, и притом очень справедливых”; и они ожидают, что реальность сообразуется с этими принципами: “Старые оковы не должны быть разорваны; порядок не должен нарушиться”. Но Бог — это дух революции: его “действия... не соответствуют ожиданиям людей”. “Ожесточение сердца последнего короля было двигателем, посредством которого он совершил великие дела и перемены”. “Постоянное обращение Бога против каждой партии, которая, под каким бы знаменем или лозунгом она ни выступала, возвышала себя для ведения дел силой, как в прежние дни”, провозглашало, “что замысел, который имел Бог, чудесным образом правит вами... Мы не доверяем ни парламентам, ни армиям, всякая плоть есть прах” (Ис. 40, 23.9; пс. 20.6-7, 46.10)[401].

На примере этих высказываний мы можем видеть, как учение о Провидении освобождало святых от законов, обычаев, привычек и условностей и давало им революционную энергию и свободу для осуществления беспрецедентных перемен конца 1640-х и начала 1650-х годов. Но Божественное Провидение — обоюдоострый меч: оно может рубить в обе стороны. Когда Кромвель разогнал “охвостье” Долгого парламента в апреле 1653 г., слова Исайи (29.14-17) были повторены Генри Ньюкомбом: “Мудрость мудрецов его погибнет”. “Скажет ли изделие о сделавшем его: ‘Не он сделал меня’?.. Еще немного, очень немного, и Ливан не превратится ли в сад?”[402]

Одной из причин прекращения проповедей по случаю поста была радикальная оппозиция, выраженная, например, в памфлете некоего T.W. в январе 1648 г. под названием: “Слово к Англии, касающееся ее постов”. Парламенту лучше было бы заняться, полагал автор, исправлением социальной несправедливости и неравенства, чем продолжением ритуала общественных постов. Квакеры с жаром подхватили эту тему. “Повесить голову на один день”, говорил Фокс в 1654 г., это лицемерие, папизм и “бремя для Господа”[403]. Двумя годами позднее он предлагал: гораздо лучше накормить голодающих бедняков, чем “поститься, как фарисеи, которые дудели в трубы, когда входили в синагогу”[404]. Общенародные посты прерывали работу мужчин и женщин, которые трудились согласно своему призванию. Уолтер Крэдок думал, что “говорить о смирении и посте”, удерживая народ “от его ремесел”, — это издевательство; “давайте действительно займемся собою”, — умолял он[405].

После разгона “охвостья” позднейшие парламенты продолжали соблюдать отдельные дни для поста или благодарения. Джон Оуэн читал две проповеди по особым случаям перед парламентом Оливера Кромвеля 1656 г. 17 сентября, на открытии парламента, он проповедовал на текст Исайи (14.32): “Что же скажут вестники народа? То, что Господь утвердил Сион, и в нем найдут убежище бедные из народа Его”. Проповедник говорит о мире и свободе, которыми сейчас наслаждается Англия, особенно “те, кто очень беден”, и призывает к единству, чтобы сохранить “Доброе Старое Дело Англии”[406]. Шесть недель спустя в день поста и смирения он проповедовал на текст 2-й книги Паралипоменон 15.2: “Господь с вами, когда вы с Ним; и если будете искать Его, Он будет найден вами; если же оставите Его, Он оставит вас”. И опять это призыв к единству и доверию в правительстве. Обращаясь к тем, кто предпочел бы правление святых правлению Оливера Кромвеля, Оуэн вскричал: “Если Бог когда-нибудь перестанет призывать святых, то есть людей, лично заинтересованных во Христе, на места, связанные с властью в этой стране... настанет конец славе и счастью Англии”. Выбор слова “перестанет” весьма любопытен. С каких пор Оуэн полагал, что “те, кто призван к власти”, были святыми? Оуэн коснулся одной из постоянных проблем парламентской политики: как совместить правление праведных с принципом представительности. “Сердце мое трепещет при мысли, что те, кто имеет и, казалось бы, должен иметь такое большое участие в управлении республикой, должны происходить из тех слоев народа, которые темны, и невежественны, и полны враждебности против остальных”. Он особо ходатайствовал о проповеди в темных углах Уэльса[407].

В следующем месяце Джон Роу проповедовал в парламенте в день всеобщего благодарения за победу на море в Вест-Индии. Взяв за основу текст Евангелия от Иоанна (26.24-5), он заявил, что промысел Божий находится на стороне правительства Оливера: “Бог делает такие великие и славные дела в мире, что мы можем превозносить труды его” (см. пс. 111/110.4). Главный вопрос Роу — насколько следует ограничить религиозную терпимость; сама по себе она хороша, но не тогда, когда разрешает проповедь “проклятого учения социнианства”[408]. Оуэн опровергал социнианство на 750 страницах по просьбе Государственного совета в 1654 г. Две недели спустя после проповеди Роу въезд в Бристоль квакерского лидера Джеймса Нейлера по образу входа Христа в Иерусалим поднял вопрос о религиозной свободе в новой и более острой форме, что повело к длившимся несколько месяцев дебатам в парламенте, приведшим к свирепому наказанию Нейлера. Эхо этого события отозвалось в последние недели заседаний парламента Ричарда Кромвеля (март — апрель 1659 г.), когда возник ожесточенный спор вокруг предложения назначить день всеобщего поста и смирения как свидетельство против богохульств и проклятых ересей. Это было направлено против квакеров и им подобных и против терпимости вообще. Предложение прошло, но ни Ричард Кромвель, ни его парламент не дожили до того, чтобы видеть его осуществление[409].

Последняя проповедь Оуэна в парламенте читалась перед вернувшимся к власти “охвостьем” 8 мая 1659 г. Торжественность ранних проповедей его и Роу угасла. Проповедуя на текст Исайи (4.5): “Над всем чтимым будет покров”, Оуэн действительно был в позиции защиты. Он выразил надежду, что “мы, бедные, не приносящие пользы, неблагодарные создания, все же можем видеть плоды справедливости, такие, как мир... покой и уверенность навечно”. Но “Бог любит примешивать дух ветрености, ошибок и безрассудства к советам мудрых мира сего”. Существуют “горькие разногласия... среди самого народа Божия” и “во многих местах само исповедание религии стало насмешкой”. “Старые формы и пути... воспринимаются с жадностью”. Отвечая, как я полагаю, на критику его проповеди, прочитанной в сентябре 1656 г., Оуэн объяснял, что он был “очень далек от того, чтобы думать, будто человек может быть законно призван на государственную должность, если не был верующим”. Существует “множество ложных исповедников веры, лицемеров, которые мнят получить выгоду от своего благочестия”[410]. Мы не должны судить о людях по той деноминации, которую они исповедуют. Но “остающиеся со Христом” могут быть найдены только “среди исповедников веры своего народа”. На этом он оставил будущее Богу[411].

Возвратившееся к власти “охвостье” Долгого парламента назначило днем поста 3 августа 1659 г., когда нависла опасность мятежа Буса[412]. После его подавления Натаниель Хоумс читал благодарственную проповедь о победе над кавалерами (sic) парламенту и другим должностным лицам на пс. 33/32.1: “Радуйтесь, праведные, о Господе”[413]. Реставрированная монархия пыталась использовать эту практику, установив день казни Карла I (30 января) как день поста, а 29 мая (день рождения Карла II и день возвращения его в Лондон) как день благодарения. Но в мае 1661 г. Пипс заметил, что “в некоторых церквах едва ли присутствовало десять человек во всей церкви, и то бедных людей”[414].

В качестве эпилога, может быть, стоит сказать, что в 1679 г., когда отношения между короной и парламентом снова обострились, общины вернулись к своему старому обычаю, назначая дни поста и смирения. И снова намерением их была критика правительства. После 1688 г. такие окольные методы стали излишними.

VI. 1640-1660

В революционные десятилетия мы видим довольно различное использование ветхозаветных источников. Свобода обсуждения и свободный доступ простых людей к печатной продукции позволяли выражать точки зрения, которые, независимо от того, существовали ли они до 1640 г., никак не могли проникнуть в печать или в парламентские речи. Пим в Коротком парламенте сравнивал епископов с Ионой, который “взошел на корабль по приказу господина”, но знал при этом, что “он не исполняет приказ своего господина” и потому “должен был быть выброшен за борт... Так и эти епископы, если они пришли по приказу Христа, — а я думаю, это не так, — и не исполняют приказов своего Господа, должны быть искоренены”[415].