Все завывания Севера Не взволнуют нас и не заморят голодом.

Пусть Зима поглотит Шотландию, и там Заключит мятежного Пресвитера[530].

Упоминание Милтоном “лживого Севера” в его 14-м сонете "К Фэрфаксу" может быть отнесено к шотландскому вторжению 1648 г. или вообще к шотландцам. Мятежные ангелы в “Потерянном рае” сравнивались с

множеством, какое многолюдный Север никогда не изольет из своих морозных чресл (I. 351-5).

Сатана поднял свое знамя на севере, как Карл в 1642 г., как Диаболус в “Священной войне” Баниана. Сатана пришел с севера для последнего искушения в “Возвращенном рае” (IV.448-9), как и Скептики у Баниана пришли из страны, “расположенной далеко к северу»[531].

Север был не только источником военного вторжения. Он мог также угрожать социальной революцией. Исайя (41.25) говорит, что Господь “воздвигнет его с севера, и он придет... попирать владык, как грязь, и топтать как горшечник глину”. В 1652 г. взгляд Джорджа Фокса устремился на север, и через пару лет “северные квакеры” были уже известны по всей Англии: “этот вихрь с севера”[532]. “О ты, Север Англии, — восклицал Эдвард Бэрроу, — который считают заброшенным и бесплодным!”[533]. Когда Сэмюэль Хайланд в 1656 г. говорил: “Те, кто приходит с севера, — величайшие вредители для народа”, он думал о ланкаширце Джерарде Уинстэнли, а также о квакерах[534]. Трудно было решить, хуже ли они, чем шотландцы, — просто другие.

Еще одна часто использовавшаяся библейская метафора — это иго. Игом мог быть гнет чужеземных врагов (Втор. 28.48: “Он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя”; Иер. 28.14: “Железное ярмо возложу на выю всех этих народов, чтобы они работали бы Навуходоносору, царю вавилонскому”. Ср. Ис. 10.27). Этот смысл мог вкладываться в конкретные политические события. “Нормандское иго” было традиционным понятием, которое могло использоваться против монархии или аристократии[535]; “филистимское иго” Милтона в “Самсоне-борце” осторожно вторило ему. Генри Стабб в 1659 г. сравнивал нормандское иго с оковами сынов израильских в Египте[536]. Но иго могло налагаться также отдельным тираном — например, Ровоамом (3 Цар. 12.4). Ср. Ис. 9.4: “Ты сокрушишь ярмо, тяготившее его”; Ис. 10.27: “Снимется с рамен твоих бремя его, и ярмо его — с шеи твоей”. Плач Иеремии (1.14) говорил о “ярме беззаконий моих”. В Новом Завете метафора перевернута. “Возьмите иго мое на себя (‘все труждающиеся и обремененные’); ибо иго мое благо, и бремя мое легко” (Мф. 11.28-30). “Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства” (Гал. 5.1; ср. 2 Кор. 6.14; но см. также Деян. 15.10: “Что же вы ныне искушаете Бога, желая возложить [бремя] на выи учеников его?”). Библейская метафора была программой, выраженной в кратких символах. Египет — это место, из которого надо бежать и никогда не возвращаться. Вавилон — больше, чем место: это всепроникающее воздействие зла, продажные правители и прелаты. Исполины — это тираны и гонители. Высокие деревья существуют для того, чтобы их свалили. Как мы увидим в главе 8, радикалы думали, что кровь Авеля все еще взывает к политическим действиям — теперь. Это было новой и в высшей степени дерзкой интерпретацией истории Каина и Авеля, которая для Уинстэнли стала символом всякой эксплуатации. Но в принципе библейская метафора, если мы правильно ее понимаем, как ставит проблему, так и обеспечивает программу ее решения. Антиномиане Новой Англии стали называть Вильгельма III “царем Вавилона” в начале XVIII в.[537]

Метафора пустыни и сада, к которой мы теперь обратимся, предлагает решения самых разных проблем.

5. Пустыня, сад и ограда

Перед ним земля как сад Эдемский, а позади его будет опустошенная степь.

Иоил. 2.3

Когда Бог избавляет свой народ из Вавилона, он приводит его не просто на Сион... но в пустыню, где церковь не воздвигнута... Эго долгий путь — от Вавилона к Сиону.

Isaac Pennington, Some Considerations Concerning the State of Things, in Works (3rd ed, 1784), I, pp. 453-7