Чу! Звук трубы Провозглашает на всю землю вокруг Юбилей... Этот юбилей Отпускает всех на свободу... Так станем радоваться[771].

“Юбилей” был использован Уильямом Бенбоу для проведения национальной забастовки, “великого национального праздника”[772] . “Сэр Уильям Кортеней”, лидер “последнего восстания сельскохозяйственных рабочих” в 1838 г., говорил своим последователям, что “должен прийти великий юбилей, и мы должны быть вместе с ними”. “Я иду к юбилею”. Кортеней был своего рода милленарием[773]. Подспудная традиция, шедшая от XVII в. и опять проявившаяся в конце XVIII и в XIX вв., все еще нуждается в серьезном исследовании [774]. В наши дни министр культуры Никарагуа, сам священник, докладывает о разговоре с крестьянами, в котором один из них сказал: “Святой, или юбилейный год теперь означает, что люди едут в Рим, чтобы помолиться в церквах и получить папское благословение. Но святой год должен стать аграрной реформой и социализацией всех средств производства”. Другой крестьянин добавил: “Святой год — это то, что было сделано на Кубе”[775].

III

В юбилее видели лекарство для тех тысяч семей, которые — как Банианы — должны были продавать землю, чтобы сводить концы с концами[776] . Связанной с этим проблемой в традиционном обществе Англии XVII в. было ростовщичество. Историки много обсуждали проблему ростовщичества в Англии, начиная с Вебера и издания Тоуни книги сэра Томаса Уилсона “Рассуждение о ростовщичестве”; я не буду ничего добавлять. Но эти проблемы также были связаны с древним Израилем. В той же самой главе книги Левит, где говорилось о юбилее, было записано, что ростовщический процент не должен взиматься с бедных (25.36), и повторялся запрет Бога, высказанный в Исходе (22.25). Ростовщичество было позволительно только по отношению к чужеземцам (Втор. 25.19-20). Иезекииль думал, что ростовщики должны "смертью умереть" (18.8, 13, 17; 22.12). “Остави нам долги наши, — сказал Христос, — как и мы оставляем должникам нашим” (Мф. 6.12). Согласно женевским примечаниям, слуга, который списал половину долгов своего хозяина, был виновен в “дурном деянии... как настоящий вор”.

Новый Завет не запрещал практику, которая возникла пятнадцатью столетиями позже. В Англии XVI и XVII вв. займы были важны для мелких держателей земли, чтобы дотянуть до нового урожая, для независимых ремесленников и мелких торговцев был нужен капитал, чтобы выжить. Это то “ростовщичество”, которое более всего беспокоило проповедников, обсуждавших его[777], а не нужды крупных купцов-экспортеров, которые имели в виду экономисты. Такой человек дела, как Бэкон, указал на необходимость заемного капитала для осушения болот, а также для торговли с дальними странами.

Существовала серьезная оппозиция ростовщичеству, начиная с Кроули[778], теологов вроде Джона Юдалла, Джона Джуэла[779], епископа Сэндерсона[780], сатириков вроде Джозефа Холла[781], экономистов вроде сэра Томаса Колпепера [782], поэтов вроде Джона Марстона и Генри Воугана (“Оберегайте грязь, и держите поближе к себе блестящего идола, и прелюбодействуйте с золотом”)[783]. Большой скандал поднялся вокруг Мэтью Хаттона, декана Иорка, которого в 1580-х годах уличили в ростовщичестве, а также в любви к папистам[784]. Вероятно, важным фактом является то, что к этому времени относятся многие сообщения о значительном увеличении дел о ростовщичестве, проходящих в церковном суде Йоркской епархии[785].

Часто прибегали и к казуистике. Дод и Кливер думали по поводу восьмой заповеди, что тот, кто занимает, должен отплатить заимодавцу и что последний должен принять процент “как милостивый плод Божией любви”[786]. Уильям Гаррисон в своем “Описании Англии” (1587) говорил, что ростовщичество было настолько обычным, что “глупцом считался тот, кто одалживал свои деньги за просто так”[787]. Томас Эдамс в 1619 г. сказал о ростовщичестве: “Книги написаны для того, чтобы оправдать его”, хотя самого Эдамса это не удовлетворяло[788]. Ростовщичество “не должно теперь называться грехом, — иронизировал в 1623 г. Томас Скотт, — оно оправдано с церковной кафедры и таковым больше не является”[789]. Ричард Бернард четыре года спустя признавал, что о ростовщичестве придерживаются “такого мнения, что оно в каком-то смысле законно”[790]. Роберт Бертон рассматривал ростовщичество как распространенное явление и допускал, что к некоторым видам его следует относиться снисходительно[791]. Пол Бэйнс, преемник Перкинса в церкви св. Андрея в Кембридже, указывал в своем “Комментарии на Послание к Ефесянам”, что ростовщики, подобно астрологам и алхимикам, не являются производящими членами общества[792]. В 1634 г. Джон Блэкстон суммировал дело, поднятое библеистами против ростовщичества, цитируя более четырех десятков текстов против него. “Ростовщик грешит идолопоклонством”, так как корень последнего — любостяжание (Еф. 5.5, Мф. 6.24, 19.8). Он цитировал утверждение Уизера, что лендлорды являются захватчикамиростовщиками[793]. Натаниель Хоумс в памфлете “Ростовщичество — это несправедливость” (1640) отверг защиту Эймсом некоторых видов ростовщичества в его труде “Совесть вместе с властью и причины этого” (английский перевод 1939 г.)[794].

Тем временем ветхозаветный запрет на ростовщичество подтачивался дальше из-за упора протестантов на мотивы индивидуальной совести, которую, как объявлял Перкинс, не может связать ни один закон[795] . Он и Локк сделали грех ростовщичества внутренним делом: он зависел от того, какие чувства испытывал ростовщик по отношению к нему. В отдаленной перспективе давление общества оказалось решающим. Но противоречивость комментаторов, их желание различать между “кусающимся” ростовщичеством и ростовщичеством более терпимым относится не только к двусмысленностям Библии, но и к различным социальным интересам вовлеченных в это дело англичан. Селден весьма язвительно проезжался на счет проповедников, осуждавших ростовщичество, которое закон разрешал[796].

Два примера. Отец сэра Саймондса Д’Юэса делал деньги, давая их под проценты, но стал горько в этом раскаиваться. Сам сэр Саймондс считал ростовщичество незаконным[797] и в ноябре 1641 г. настаивал на употреблении слова “ущерб” вместо “интерес”, когда был назначен заем для завоевания Ирландии — дело, которое Д’Юэс одобрял[798]. (Акт 1624 г. отошел от Библейского запрещения путем использования слова “ущерб”.) Джон Милтон был сыном нотариуса, чьи профессиональные занятия включали дачу денег взаймы, и он, как видно, неплохо с этим справлялся, так как смог финансировать своего сына, жившего в относительной праздности в течение многих лет. Джон Милтон думал, что дача денег взаймы не более предосудительна сама по себе, чем любой другой вид гражданского соглашения. Но он признавал, что это спорный вопрос. “Назначать повышенные проценты — это нарушение справедливости, — писал он. — И если заем сделан бедным человеком, любой процент чрезмерен”[799].

Итак, для Милтона, как и для Перкинса и Локка, ростовщичество из главного и спорного вопроса превратилось в вопрос нравственно нейтральный — оно было плохо, если использовалось против бедных или если им злоупотребляли, но, возможно, позволительно в интересах заморской торговли или осушительных работ, что являлось равно полезным для национального процветания. Ко времени Локка уже не было больше нужды объяснять позицию Библии в этом вопросе[800]: она была просто забыта. Но в результате реформа закона о долгах всегда занимала видное место в радикальных программах, от левеллеров до людей Пятой монархии и квакеров[801].

7. Политические различия и гражданская война; свобода и распущенность

Я дал тебе царя во гневе Моем и отнял — в негодовании Моем.

Ос. 13.11. Это говорит Бог