Итак, в религии, и особенно в христианской религии, невозможно говорить об интересах глобальных, всеобщих, о вечных, универсальных религиозных интересах, не придавая им личного, я бы даже сказал индивидуального, значения. Всякий христианин, чтобы проявить свое христианство, чтобы проявить свою агонию, свою борьбу за христианство, должен сказать о себе самом: «Esse christicmus», подобно тому как Пилат сказал: «Се Человек!». Он должен явить свою христианскую душу, душу христианина, душу, которая созидалась в его борьбе, в его агонии христианства. Смысл его жизни заключается в строительстве души. Душа это бессмертное творение самой же души. Ведь после смерти кости остаются лежать в земле, тогда как душа, творение, сохраняется в истории, если, конечно, она действительно жила, то есть боролась против жизни, которая преходит, за жизнь, которая пребывает в вечности. Ну а жизнь, что она собственно такое? Или - если придать этому вопросу еще более трагический смысл ~ что есть истина? Ведь если истина неопределима, поскольку она сама есть то, что все определяет, определяющее, то точно так же неопределима и жизнь.

Один французский материалист, уже не помню, кто именно, сказал, что жизнь есть совокупность функций, противодействующих смерти. Тем самым он определил жизнь агонически, или, если угодно, полемически. Жизнь была для него борьбой, агонией. Она была для него борьбой со смертью, а тем самым и с истиной - истиной смерти.

Иногда говорят о struggle for life, борьбе за жизнь; но эта борьба за жизнь и есть не что иное, как сама жизнь, life, и вместе с тем сама борьба, struggle.

Нам стоило бы поразмыслить над тем, что, согласно библейскому преданию из книги Бытия, смерть вошла в мир вместе с грехом наших прародителей, которые захотели стать как боги, то есть слать бессмертными, обрести знание добра и зла, знание, дающее бессмертие. И согласно тому же преданию первая смерть была смертью насильственной, убийством. Речь идет об убийстве Авеля его братом Каином, то есть о братоубийстве.

Интересно, каким образом умирают звери - львы, тигры, пантеры, гиппопотамы и др. - в лесах и пустынях, где они живут? Убивают ли их другие звери или же они умирают своею естественной смертью, забираясь в какое-нибудь укромное место, чтобы умереть там в одиночестве, подобно тому как умирали великие святые? Наверняка именно так умер самый великий из святых, святой, не известный никому, даже себе самому. Святой, который, наверное, и родился-то лишь для того, чтоб умереть.

Жизнь это борьба, и объединение существ для совместной жизни это борьба и созидается в борьбе. Я никогда не устану повторять, что ничто так не объединяет нас с другими людьми, как наши взаимные разногласия. И не что иное, как наши внутренние разногласия, наши глубинные противоречия созидают внутреннее единство каждого из нас, внутреннее единство нашей собственной жизни. Мир с самим собой каждый из нас заключает, как Дон Кихот, не раньше, чем смерть станет у его смертного одра{304}.

И ежели такова жизнь физическая, или телесная, то психическая, или духовная, жизнь есть, в свою очередь, борьба с вечным забвением. И борьба с историей. Ибо история, то есть мышление Бога на земле людей, не имеет конечной человеческой цели, она - дорога в забвение, в бессознательность. И все усилия человека направлены на то, чтобы придать истории человеческую цель, или цель сверхчеловеческую, как сказал бы Ницше, этот великий сновидец абсурда: социального христианства.

I. Агония

Итак, агония это борьба. И Христос пришел принести нам агонию, войну, а не мир, Он сам сказал об этом: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч; ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его» (Матф., X, 34-37). А я вам напомню, что домашние его, мать и братья, пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя, то есть обезумел (Марк, III, 21). И еще Он сказал: «Огонь пришел Я низвесгь на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелсяL Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться: трое против двух, и двое против трех; отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей» (Лук., XII, 49-54).

«А как же мир? «- спросите вы. Ведь в Евангелии можно найти немало высказываний, еще более недвусмысленно говорящих о мире. Однако мир этот дается в войне, а война - в мире. Это и есть агония.

Можно сказать, что мир это жизнь (или смерть) и что война это смерть (или жизнь) - не все ли равно, что чему уподобить, ведь мир в войне (или война в мире) это жизнь в смерти, жизнь смерти и смерть жизни, то есть агония.

Все это чистейший консептизм{305}, скажете вы. Но консептизм - это и Святой Павел, и Блаженный Августин, и Паскаль. Логика страсти это логика консептистская, логика полемическая и агоническая. И Евангелие полно парадоксов, в которых плавятся твердые кости однозначных утверждений.