О трагическом чувстве жизни

Уже в самом лютеранском понимании веры была заложена возможность этого кантовского прыжка.

В первом случае Бог, Бог рациональный, есть проекция на бесконечность внешнего человека, как он есть по рациональному определению, абстрактной идеи человека, то есть не-человека, во втором же случае Бог, Бог чувствующий или волящий, есть проекция на бесконечность внутреннего человека, как он есть по жизни, то есть конкретного человека из плоти и крови.

Кант восстановил сердцем то, что разрушил головой{5}. И благодаря свидетельствам его современников и его собственным свидетельствам, зафиксированным в его письмах и частных беседах, мы знаем, что человек Кант, этот старый холостяк, хотя и не эгоист, который преподавал философию в Кенигсберге в конце века Энциклопедии и обожествленного Разума, был человеком, всецело поглощенным одной-единственной проблемой. Я имею в виду единственную поистине жизненную проблему, затрагивающую самую глубинную основу нашего бытия, - проблему бессмертия души. Человек Кант не мог смириться с тем, что умрет полностью и окончательно. Именно по этой причине он и совершил свой бессмертный прыжок из одной критики в другую.

Тот, кто внимательно и без предубеждений будет читать Критику практического разума, увидит, что, строго говоря, в ней существование Бога выводится из бессмертия души, а не наоборот. Категорический императив приводит нас к некоему моральному постулату, который, в свою очередь, нуждается в постулате теологическом, или, точнее, эсхатологическом, в постулате о бессмертии души. Вот тут-то и появляется Бог: Он необходим для обоснования бессмертия души. Все прочее - не более, чем фокус профессионального философа.

Человек Кант чувствовал, что мораль основывается на эсхатологии, но профессор Кант совершил инверсию этих терминов.

Еще один профессор философии, профессор и в то же время человек, Уильям Джемс сказал (не помню, где именно), что для большинства людей Бог это прежде всего гарант бессмертия. Да, вот именно для большинства людей, в том числе и для человека Канта, и для человека Джемса, и для автора этих строк.

Как-то раз, беседуя с одним крестьянином, я предложил ему гипотезу, согласно которой действительно существует Бог, который правит небом и землей, как некое Мировое Сознание, но из этого не следует, что душа каждого человека бессмертна в традиционном и конкретном смысле этого слова. «Но для чего же тогда Бог?» - возразил мне он. В глубине души и человек Кант, и человек Джемс возразили бы точно так же. Лишь постольку, поскольку они действовали как профессора, им приходилось рационально оправдывать эту позицию, по сути своей столь мало рациональную. Хотя, конечно же, это вовсе не значит, что она является бессмысленной.

Знаменитый афоризм Гегеля гласит, что все разумное действительно и все действительное разумно. Но большинство из нас, не соглашаясь с Гегелем, продолжает верить, что действительное, действительно действительное, неразумно; что разум строит свои конструкции из иррациональных элементов. Гегель, этот великий творец дефиниций, намеревался при помощи дефиниций воссоздать вселенную, подобно тому, как некий сержант артиллерии объяснял принцип изготовления пушек: берут цилиндрическое отверстие, покрывают его железом - и вот вам пушка.

Еще один человек, Иосиф Бутлер{6}, англиканский епископ, который жил в начале XVIII века и которого католический кардинал Ньюмен{7} назвал самым великим человеком в Англиканской церкви, в конце первой главы своего объемистого труда под названием Аналогия религии (The Analogy of Religion), главы, в которой речь идет о будущей жизни, говорит следующие несколько слов о вере в бессмертие души: «Эта вера в будущую жизнь, на которой мы здесь так упорно настаивали, хотя это и мало удовлетворяет нашу любознательность, казалось бы, отвечает всем целям религии, как если бы в этой вере заключалось ее очевидное доказательство. На самом же деле доказательство, хотя бы и очевидное, будущей жизни не есть еще доказательство религии. Ведь вера в жизнь после смерти может очень хорошо сочетаться с атеизмом: этим последним она может быть понята в том смысле, что поскольку очевидно, что теперь мы живем, нет ничего более абсурдного, чем приводить в пользу атеизма довод о том, что не может быть никакого будущего состояния нашего существования».

Человек Бутлер, с сочинением которого, возможно, был знаком человек Кант, хотел сохранить веру в бессмертие души, и для этого он сделал ее независимой от веры в Бога. В первой главе его Аналогии речь идет, как я уже сказал, о будущей жизни, а во второй главе говорится о том, как Бог правит миром при помощи кнута и пряника. И будучи, в сущности, хорошим англиканским епископом, Бутлер выводит существование Бога из бессмертия души. И как хороший англиканский епископ, он исходил из бессмертия души и не должен был совершать прыжок, который в конце того же самого века должен был совершить хороший лютеранский философ. Они били разными людьми - епископ Бутлер и философ Кант.

Ведь быть человеком это значит быть чем-то конкретным, цельным и субстанциальным, быть человеком это значит быть вещью, res. Как известно, еще один человек, Бенедикт Спиноза, этот португальский еврей{8}, который родился и жил в Голландии в середине XVII века, объяснил, что значит быть вещью. Теорема 6* части III его Этики гласит: unaquaeque res, quatenus in se est, in suo esse perseverare conatur, то есть «всякая вещь, насколько она существует сама по себе, стремится пребывать в своем существовании . Всякая вещь существует постольку, поскольку она существует сама по себе, то есть как субстанция; а субстанция в его понимании есть id quod in se est et per se concipitur, то есть то, что существует само по себе и познается само по себе. А в следующей теореме 7* того же раздела он добавляет; conatus, quo unaquaeque res in suo esse perseverare conatur, nihil est praeter ipsis rei actualem essentiam, это стремление всякой вещи пребывать в своем существовании есть не что Иное, как действительная сущность самой вещи. То есть твоя сущность, читатель, моя сущность, сущность человека Спинозы, человека Бутлера, человека Канта и всякого человека как такового есть не что иное, как стремление, усилие, направленное на то, чтобы продолжать быть человеком, Не умирать. И следующая теорема, являющаяся продолжением двух вышеназванных, теорема 8* гласит: conatus, quo unaquaeque res in suo esse perseverare conatur, nullum tempus finitum, sed indefirdtum involvit, «стремление всякой вещи пребывать в своем существовании обнимает собою не какое-либо конечное время, но время неограниченное, неопределенное». Сие означает, что ты, я и Спиноза хотим не умирать никогда, и это наше страстное желание Никогда не умирать и есть наша действительная сущность. Тем не менее этот бедный португальский еврей, заброшенный судьбой в голландские туманы, никогда не мог обрести веру в свое собственное личное бессмертие, и вся его философия была не чем иным, как утешением, которое он сам себе выдумал в этом своем безверии. Подобно тому, как у других людей болит рука, нога, сердце или голова, у Спинозы болел Бог. Бедняга! И все мы бедняги!

Но является ли эта вещь, человек, вещью? Хотя этот вопрос и кажется абсурдным, нашлись люди, которые его поставили. Не так давно в мире распространилось одно учение, именуемое позитивизмом, которое принесло с собой много пользы, но и много вреда. И среди прочих зол, причиненных позитивизмом, был тот способ анализа фактов, посредством которого сами факты распылялись, от них оставалась одна пыль. То, что позитивисты называли фактами, было большей частью лишь фрагментами фактов. В психологии действие позитивизма было смертоносным. А когда эти схоластики взялись за литераторов (я не говорю: философы взялись за поэтов, потому что поэт и философ - братья~близнецы, если вообще не одно и то же) и применили психологический позитивистский анализ в новелле и драме, там, где нужно было воссоздавать конкретных людей из плоти и крови, в результате позитивистского анализа состояний сознания, сознания эти исчезли. С ними произошло то же самое, что, как известно, нередко бывает при изучении и экспериментальном испытании некоторых сложных соединений органической химии, когда под воздействием реактивов разрушается живое соединение, тело, которое пытаются исследовать, и в результате получают лишь его составные части.

Исходя из того очевидного факта, что наше сознание состоит из ряда несводимых друг к другу состояний, они пришли к тому, что уже не могли ясно видеть само это сознание, само наше я. Спросить кого-нибудь о его я это все равно, что спросить о его теле. Ясно, что речь идет о я конкретном и личном, не о Я Фихте, а о самом Фихте, о человеке Фихте.

Принципы единства и непрерывности существования - вот что определяет человека, делает его вот этим человеком, этим самым, а не другим, вот что делает его тем, что он есть, а не том, что он не есть. Первый из них, принцип единства в пространстве, проявляется прежде всего в единстве нашего тела, а затем - в единстве наших действий и целей, Например, при ходьбе мы никогда не шагаем одной ногой вперед, а другой назад; точно так же когда мы смотрим, то, если у нас нормальное зрение, никогда не бывает так, чтобы один глаз смотрел на юг, а другой - на север. В каждый из моментов нашей жизни мы имеем какую-то одну определенную цель и на ней сосредотачивается синергия{9} всех наших действий. Хотя в следующий момент мы, конечно, можем изменить свою цель. И в определенном смысле человек является человеком тем в большей мере чем более цельной является его деятельность. Есть люди, которые всю свою жизнь преследуют одну-единственную цель, Какова бы она ни была.