Авель Санчес
– Что я должен видеть?
– И ты еще будешь отпираться? У тебя хватает совести смотреть мне в глаза?
– Хорошо, Хоакин, давай начистоту. Ведь мы с тобой давнишние друзья, почти братья…
– А брату – первый кинжал, не правда ли?
– Не горячись, Хоакин, наберись терпения…
– Терпения? А что такое вся моя жизнь, как не непрерывное терпение, непрерывное страдание?… Ты всем симпатичен, всеми обласкан, ты победитель, ты художник… А я…
Слезы помешали ему закончить.
– Что я мог поделать, Хоакин? Как, по-твоему, должен был я поступить?
– Не домогаться ее, раз уж ты знал про мои чувства к ней!..
– Но ведь это она, Хоакин, она сама…
– Еще бы! Ты художник, ты счастливчик, ты баловень судьбы. Конечно, все женщины тебя домогаются» Словом, ты ее покорил…
– Даю слово, это она покорила меня, а не я ее покорил.
– Да, да! Она сама покорила тебя, эта королевская пава, профессиональная красавица, Джоконда… Ты будешь ее придворным художником… Будешь писать ее во всех видах, во всех позах, при любом освещении, одетую и раздетую.
– Хоакин!
– И так обессмертишь ее! Она будет жить столько сколько будут жить твои холсты! То есть не жить, а существовать!.. Она будет существовать, как существует мрамор, из которого она сотворена. Она из камня, холодная и жестокая, как холоден и жесток ты сам. Она… Она просто кусок бездушной плоти!..
– Я прошу тебя, Хоакин, успокойся!
– И у тебя хватает совести просить меня успокоиться! Ты же поступил подло, бесчестно!
Тут Хоакин почувствовал себя обессиленным и умолк, словно раздиравшая его страсть убила способность говорить.
– Подойди сюда, послушай, – сказал Авель тем мягким тоном, который сейчас был для Хоакина всего страшнее, – послушай и подумай сам. Разве я мог бы заставить ее полюбить тебя, если она не любит? Она о тебе и слышать не хотела как о женихе…
– Я знаю, что всем противен. Я родился отверженным.
– Клянусь тебе, Хоакин…
– Не клянись!
– Клянусь, что если бы это зависело только от меня, то Елена уже сегодня была б твоей невестой, а завтра женой. Если бы я мог переуступить ее…
– Ты бы ее продал за чечевичную похлебку, не так ли?
– Нет, Хоакин, я бы не продал ее! Уступил бы безвозмездно и был бы рад видеть вас счастливыми, но если…
– Тебя она любит, а меня не любит! Это ты хотел сказать?
– Это самое!
– Она отвергла меня – меня, который так ее домогался! – и сама домогается тебя, хотя ты и отвергал ее…