Авель Санчес
– По выражению твоего лица. Этот дом – сущее мучение для тебя. Ты не должен был туда ходить…
– А что я мог сделать?
– Извиниться и сказать, что не можешь! Пойми, что главное – это твое здоровье и спокойствие…
– Тебе просто мерещится…
– Нет, Хоакин, зачем ты скрываешь от меня?… – Слезы помешали ей говорить.
Несчастная Антония опустилась на стул. Рыдания сотрясали ее.
– Что с тобой, Антония, чего ты?…
– Лучше сам скажи, что с тобой происходит, Хоакин, откройся, расскажи мне…
– Мне не в чем себя винить…
– Уж будто, Хоакин! Признайся, расскажи мне всю правду!
Хоакин некоторое время колебался, словно борясь с каким-то невидимым врагом, какой-то нечистой силой, стоящей за его спиной, затем прерывистым голосом, с отчаянием, срываясь на крик, выговорил:
– Да, я расскажу тебе всю правду, одну лишь правду!
– Ты любишь Елену, ты все еще влюблен в Елену!
– Нет, я вовсе не влюблен! Вовсе не влюблен! Я был влюблен, но теперь уже не влюблен! Нет! Нет!
– Так в чем же дело?…
– В чем дело?
– Я спрашиваю, в чем же тогда причина всех твоих страданий? Я же вижу, что этот дом, дом Едены, – единственная причина мрачного твоего настроения, этот дом не дает тебе спокойно жить, значит, Елена…
– При чем тут Елена! Все дело в Авеле!
– Ты ревнуешь ее к Авелю?
– Да, я ревную к Авелю, я ненавижу его, ненавижу, ненавижу, – сквозь зубы выдавил Хоакин, потрясая кулаками.
– Ты ревнуешь к Авелю… Значит, ты любишь Елену.
– Нет, я не люблю Елену. Если бы она вышла замуж за другого, я бы ее не ревновал. Нет, я вовсе не люблю Елену, я презираю ее, презираю эту королевскую паву, эту профессиональную красавицу, эту натурщицу модного художника, эту возлюбленную Авеля…
– О, боже, Хоакин, подумай, что ты говоришь!..
– Да, да, возлюбленную… пусть признанную законом. Неужели ты воображаешь, будто благословение священника что-нибудь меняет в существе брака?
– Но посуди сам, Хоакин, ведь и мы с тобой поженились, как они…
– Нет, вовсе не как они, Антония, вовсе не как они! Они поженились для того, чтобы унизить меня, втоптать в грязь, плюнуть мне в лицо, чтобы ославить меня, они женились только для того, чтобы насмеяться надо мной… Словом, они женились, только чтоб мне насолить…
И Хоакин разразился рыданиями, которые душили его и не давали говорить. Ему показалось, что он умирает.
– Антония… Антония… – едва слышно прошептал он.