Хоакин, желая овладеть сердцем Елены, вкладывал в свои домогательства весь пыл своей целеустремленной и подозрительной души. И вполне понятно, что неизбежными в таких случаях душевными излияниями он делился со своим другом Авелем.

Любовь была мучительной. Елена заставляла его так страдать!

– С каждым днем я все меньше понимаю ее, – жаловался он Авелю. – Эта девушка для меня – сфинкс…

– А знаешь, что говорил в подобных случаях Оскар Уайльд? Да, кажется, он. Всякая женщина – это сфинкс без загадки.

– А вот в Елене есть загадка. Похоже на то, что она тайно в кого-то влюблена. Убежден, что она любит другого.

– Почему ты так думаешь?

– Иначе я не могу объяснить ее поведения со мной…

– То есть только потому, что она не хочет тебя любить… любить как жениха, хотя как кузена она, быть может, и любит тебя…

Когда оба они сдали бакалаврские экзамены, пути их разошлись. Авель решил посвятить себя живописи. Хоакин поступил на медицинский факультет. Виделись они по-прежнему часто и любили поболтать о своих успехах. Хоакин нередко пытался втолковать Авелю, что медицина – тоже искусство, и даже изящное искусство, требующее поэтического вдохновения. Порой яге пускался в очернение изящных искусств, как расслабляющих разум, и восхвалял науку, которая возвышает, укрепляет и облагораживает человеческий дух истиной.

– Но ведь и медицина – сомнительная наука, – возражал тогда Авель. – Скорее это тоже искусство – искусство применять на практике выводы научных исследований.

– Но я вовсе не собираюсь заниматься лечением больных, – парировал Хоакин.

– А почему? Ведь это такое благородное и полезное занятие…

– Ты прав, конечно, но занятие это не для меня. Пусть оно будет самим благородством и самой пользой, но я презираю и это благородство, и эту пользу. Быть может, для иных щупать пульс, смотреть язык и выписывать рецепты – недурной способ зарабатывать деньги. Я же мечу на большее…

– На большее?

– Да, я надеюсь проторить новые пути. Хочу посвятить себя научным занятиям. Подлинная слава в медицине принадлежит тем, кто открывает секрет какой-нибудь болезни, а не тем, кто с большим или меньшим успехом применяет на практике это открытие…

– Мне нравится твоя одержимость.

– А ты думал, только вы, художники, живописцы, грезите о славе?

– Чудак, кто тебе сказал, что я мечтаю о славе?…

– Как кто сказал? А для чего же ты в таком случае занялся живописью?

– Видишь ли, овладей я достаточно этой профессией, она даст мне…

– Что она тебе даст?