«Святой Мануэль Добрый, мученик» и еще три истории

VIII

30 сентября

Я замечаю, что дон Сандальо чем-то озабочен. Должно быть, здоровье его не совсем хорошо: он дышит с трудом. Временами чувствуется, что из груди его вот-вот вырвется стон. Но как отважиться спросить, что с ним? Даже в ту минуту, когда он явно близок к обмороку.

– Если вам угодно, мы закончим… – осторожно предложил однажды я.

– Нет, нет, – возразил он, – если вы это ради меня, не надо.

«Истинный герой!» – подумал я. Затем, помолчав некоторое время, все же осмелился:

– Отчего бы вам не побыть несколько деньков дома?

– Дома? – переспросил он. – Дома мне было бы много хуже.

Полагаю, что и впрямь ему было бы хуже, останься он дома. Дома? А каков он, его дом? Что там у него в доме? Кто там живет?

Под каким-то предлогом я закончил игру и попрощался с моим партнером, пожелав ему: «Поправляйтесь, дон Сандальо». – «Благодарю вас», – ответил он, не назвав меня по имени, поскольку вряд ли помнил точно, как меня зовут.

Но мой дон Сандальо – не тот, что играет в шахматы в казино, а другой, укрытый мною на дне души, мой, – он следует за мной повсюду: я грежу им, я им словно болен.

8 октября

С того самого дня, когда дон Сандальо покинул казино нездоровым, он там больше не появлялся. Это настолько непохоже на него, что я не нахожу себе места от беспокойства. По прошествии трех дней со времени его исчезновения я был поражен, поймав себя на желании расставить фигуры на доске и сидеть, ожидая моего дона Сандальо. Или, может быть, другого… И тут я едва не задрожал при мысли: не сделался ли дон Сандальо из-за того, что я так много о нем думаю, моим двойником и не страдаю ли я раздвоением личности? И то сказать, мало мне одной!

Однако третьего дня в казино один из завсегдатаев, видя меня в одиночестве и, как он полагал, умирающим от скуки, обратился ко мне:

– Вы уже знаете, что случилось у дона Сандальо?

– Я? Нет, а что такое?

– Да… сын у него умер.

– О, так у него был сын?

– Да, а вы не знали? И не слыхали, какая с ним произошла история?…

Что вдруг сделалось со мной?! Не ведаю, но едва сказанное дошло до меня, я, прервав собеседника на полуслове и не заботясь о том, что он подумает обо мне, оставил его и направился к выходу. Нет, нет, я не желал, чтобы мне навязывали какую-то историю про сына дона Сандальо. Зачем она мне? Я должен сохранить для себя дона Сандальо, моего дона Сандальо, в чистоте и незапятнанности, достаточно того, что его образ и так уже пострадал от случившегося с его сыном, чья смерть лишила меня на несколько дней возможности играть с ним в шахматы. Нет, нет, я не хочу знать никаких историй. Истории? Если они мне понадобятся, я их выдумаю.