— Я еще не пойду на этот праздник, — ответил Иисус, — потому что Мое время еще не исполнилось.

Тем не менее, когда братья ушли, Иисус отправился в Иерусалим, но «не явно, а как бы втайне». [10]

Свое намерение посетить столицу Он объяснил ученикам, прибегнув к притче.

«Была у человека смоковница, посаженная в винограднике его, и пришел он искать плода на ней, и не нашел, и сказал виноградарю: «Вот три года, как я прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу. Сруби ее, к чему она и землю истощает?» Но тот сказал ему в ответ: «Господин, оставь ее и на этот год, а я тем временем окопаю ее и унавожу, не даст ли плода на будущий год. Если же нет — ты ее срубишь». [11]

Одним словом, Иисус хотел еще раз испытать Иерусалим, прежде чем наступят роковые дни.

Не желая привлекать внимания, Он выбрал для путешествия дорогу, по которой паломники ходили редко. Они опасались враждебности самарян и предпочитали идти по восточному берегу Иордана. Иисус же отправился с учениками не в обход, а прямо через Самарию.

Когда наступил вечер, Он послал вперед апостолов приискать ночлег. Но в самарянской деревне в них узнали иудеев, идущих на богомолье, и отказались впустить в дом. Иоанн и Иаков, усталые и раздраженные, сказали Учителю:

— Господи, хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал?

— Вы не знаете, какого вы духа, — возразил Иисус, — Сын Человеческий пришел не губить души, а спасать. [12]

В конце концов им все же дали приют в каком—то селении. А через несколько дней путники, смешавшись с толпой, никем не замеченные, вошли в ворота столицы.

Праздник Кущей длился уже четыре дня и был в самом разгаре. Неустанно звучала музыка, трубили трубы, перекрывая людской гомон; над горой Мориа стелились клубы жертвенного дыма. Справляя конец жатвы, народ веселился и пел, пировал и молился. Все свободные места в городе были усеяны шатрами, наскоро сооруженными из веток. Рядом с ними стояли верблюды, повозки и мулы. Иерусалим был подобен кочевому лагерю.

По вечерам богомольцы располагались в многочисленных пристройках Храма послушать речи мудрецов, отдохнуть, поделиться новостями. А новостей было много: стычки евреев и египтян в Александрии, казнь Сабина, обвиненного в «оскорблении величества», восстание фризов, расправа Пилата над галилеянами. Предметом оживленных толков был также Равви из Назарета. «Он добрый», — говорили одни, а другие пожимали плечами: «Он вводит народ в заблуждение». [13] Впрочем, с некоторых пор эту тему в Иерусалиме стали считать опасной. Люди боялись навлечь на себя осуждение старейшин.

Внезапно внимание присутствующих привлек спор, который вели книжники в одном из уголков галереи. Все поразил неизвестный Человек с галилейским выговором. «Каким образом Он знает Писания, не пройдя учения?» — удивлялись книжники. «Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня», — отвечал Он. «Не Тот ли это, Кого ищут убить?» — догадывались иерусалимляне. Но почему Он действует открыто? Те, кому важнее всего было мнение власть имущих, встревожились: «Неужели же воистину узнали начальники, что Он — подлинно Мессия?» Их перебили пришедшие из Галилеи:

— Этого мы знаем, откуда Он. А когда Мессия придет, никто не будет знать, откуда Он.