«Что же еще есть в религии, чему нужно научиться? – восклицает Вивекананда и отвечает: «Единство Вселенной и вера в себя, вот все, что нужно знать[324]… Веданта говорит, что нет Бога, кроме человека. Вас это может поразить сначала, но мало-помалу вы это поймете. Живой Бог в вас, а вы строите церкви и храмы и верите во всякого рода воображаемую бессмыслицу. Единственный Бог для поклонения – это человеческая душа или человеческое тело»[325].

Приведенные высказывания достаточно показывают, что представляет собой индуистский мистицизм веданты, который является лишь яркой иллюстрацией духовных плодов любого мистицизма. Это – откровенная сатанинская гордыня: («проникнитесь сознанием своего могущества, величия и славы… Чувствуйте, как Христос, – и вы будете Христом»!), гневно отвергающая Бога («нет Бога, кроме человека... а вы верите в бессмыслицу»)! (Ср. с Франциском Ассизским, который «почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса»; или с Казимиром Малевичем, заявлявшим: «Я Начало всего…» и нарисовавшим пресловутый черный квадрат, как антипод, как вызов мудрости Божественного творения, о чем он совершенно прозрачно писал: «…самой высшей и сложной постройкой можно считать то произведение, которое в своем теле не имеет ни одной формы существующего» - читай: «Богом сотворенного»).

В оценке естественного богопознания Священное Писание и Предание Церкви являются единственно достоверным критерием, дающим возможность отделить истинное от ложного. Интуитивное чувство Бога, присутствующее в душе каждого человека, ум, воображение, желания, не имеющие под собой твердой почвы Откровения от Бога, легко порождают самые разнообразные о Нем представления и, соответственно, религии. Поэтому естественное богопознание даже в своих высших достижениях всегда страдает большой неопределенностью, антропоморфизмом и глубокими искажениями в понимании Бога, духовного мира, человека[326]. Неоценимую помощь в оценке многоразличных идей, рождающихся на пути естественного богоискания, могут оказать творения православных отцов Церкви, существо учения и опыт которых особенно доступно, глубоко и точно изложил для современного человека в своих творениях и письмах святитель Игнатий Брянчанинов.

Глава VI Язычество

Термин «язычество» происходит от церковнославянского слова «язык», означающего «народ». В ветхозаветную эпоху евреи называли язычниками все другие народы, вкладывая в это слово негативную оценку и самих народов, и их религиозных верований, обычаев, морали, культуры и проч. От иудеев термин «язычество» перешел и в христианскую лексику. Однако в христианстве он уже не включает в себя что-либо связанное с нацией или расой. Им обозначаются религиозные учения и мировоззрения, имеющие ряд определенных признаков (см. ниже). Язычество имеет две основных категории: религиозную и нерелигиозную. Первая представляет собой то, что обычно называется естественным богопознанием (см. выше) и включает в себя все религии и религиозные верования, не принимающие Библию за источник сверхъестественного Откровения. Вторая – все прочие нехристианские мировоззрения.

Свящ. П. Флоренский так охарактеризовал язычество: «Язычество... лжерелигиозно и лжедуховно. Оно – искажение, извращение, растление истинной веры, присущей человечеству изначала, и, вместе, мучительная попытка выбраться из духовной смуты, так сказать “духовное барахтанье”. Язычество – это прелесть»[327].

Язычество по своим самым существенным характеристикам является полной противоположностью христианства: ...да будет он тебе, как язычник и мытарь (Мф. 18, 17). Господь запрещает уподобляться язычникам в многословии на молитве (Мф. 6, 7), в их отношении к людям: …если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? …Не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники (Мф. 5, 47; 6, 31–32).

Апостол Петр призывает христиан не поступать по воле языческой, не предаваться нелепому (слав. – богомерзкому) идолослужению (1 Петр. 4, 3). Апостол Павел ярко изображает глубину падения человека в язычестве (Рим. 1, 21–25). По его словам, язычники Бога не знают (1 Фес. 4, 5), а ходят к безгласным идолам (1 Кор. 12, 2).

Древние христианские писатели хотя и говорят, что Бог и язычников милует и им открывает Себя в их совести и разуме, однако постоянно подчеркивают существенное различие между язычеством и учением Христовым. Так, христианский апологет Аристид в своей «Апологии» подвергает критике религиозные верования «варваров и эллинов». «Те и другие, – говорит он, – грубо заблуждаются. Первые – поклоняясь стихиям, а вторые – воздавая поклонение антропоморфным богам»[328]. Другой христианский апологет, Татиан, который, как сам он говорит, «ознакомился с мистериями, исследовал различные виды богопочитания»[329] говорит, что отвергает «языческие заблуждения, как детские бредни»[330], что языческие мифы – «чистый вздор» и что «христианское познание о Боге неприлично даже сравнивать с мнениями язычников, которые погрузились в вещество и нечистоту»[331]. Тертуллиан в резкой форме обращается к язычникам: «Боги ваши и демоны – одно и то же, а идолы – тела демонов»[332].

Язычество очень неоднородно по форме. Существует множество его видов: магия, шаманство, политеизм, сатанизм, атеизм, материализм и др. Однако есть признаки, наиболее характерные для большинства из них: натурализм, идолопоклонство, магизм, мистицизм.

§ 1. Натурализм

Под натурализмом (от лат. natura – природа, естество) в данном случае подразумевается такой жизненный принцип, согласно которому цель жизни видится в максимальном удовлетворении всех т.н. естественных потребностей человека – того, что апостол Иоанн Богослов определяет так: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (1 Ин. 2, 16). Подобная жизненная установка обычно связана с широкой моральной «свободой» личности. Она исходит из понимания человека как существа духовно полноценного («человек – это звучит гордо») и потому нуждающегося лишь в соответствующих материальных и социальных условиях жизни и возможности самореализации. Христианское учение о поврежденности человеческой природы и необходимости ее исцеления от «похотей» для достижения полноценной жизни чуждо натуралистическому язычеству. Оно, напротив, вполне удовлетворено наличным состоянием природы человека и потому ищет лишь «хлеба и зрелищ».

Естественным следствием этого является обоготворение человека, не редко в прямом смысле слова, обоготворение окружающей природы. Этот характер язычества ясно отмечает св. апостол Павел, говоря, что язычники заменили истину Божию ложью, и поклонялись, и служили твари вместо Творца (Рим. 1, 25). Даже в лице лучших своих представителей языческий мир не мог преодолеть натурализма. Философские системы языческой древности не содержали в себе достаточной силы, чтобы окончательно порвать с натурализмом, душа язычника не могла «вырваться из рокового воспаленного круга бывания, чтобы достичь чистого бытия»[333]. Однако идеал натуралистического язычества – максимум наслаждений и минимум труда, более чем призрачен. Не говоря уже о его мимолетности и безусловном конце для каждого человека и его зависимости от множества разного рода обстоятельств в течение жизни, наслаждение, ставшее целью жизни, по самой природе человека не может доставить ему безусловного блага. Страсти ненасытны и, будучи удовлетворяемы, требуют все новых наслаждений, в том числе и противоестественных. Разлагая душу, они делают ее эгоистичной, гордой, бесчувственной, не способной ни к любви, ни к радости, ни тем более к духовным переживаниям. Материалистический идеал жизни превращает человека в духовный труп прежде смерти тела. О таковых Господь сказал Своему ученику: предоставь мертвым погребать своих мертвецов (Мф. 8, 22). До каких мерзостей при этом может дойти язычник, ярко показал, например, апостол Павел в послании к Римлянам (гл. 1).

Один из последовательных критиков христианства Дж. Робертсон признает, что языческие культы были проникнуты «духом сексуализма»[334]. Не случайно, Антисфен, друг Сократа, восклицал: «Если бы только я мог поймать Афродиту! Метательным копьем пронзил бы я ее за то, что она соблазнила у нас стольких почтенных и прекрасных женщин»[335].