Таким образом, Поместная Церковь, будь то Коринфская, Римская или какая-либо иная, есть лишь часть Церкви Вселенской, обнимающей собой все Поместные Церкви. Это, однако, не означает, что Поместная Церковь имеет какой-то частичный, неполный характер. Каждая Поместная Церковь, будучи членом единого целого, Вселенской Кафолической Церкви, обладает в то же время в самой себе всей полнотой церковности и кафоличности. Иными словами, Кафолической Церковью является не только Вселенская Церковь как совокупность Поместных Церквей, но и каждая Поместная Церковь, находящаяся в общении с другими Церквами.

На этом особенно настаивает так называемая «евхаристическая экклезиология», разработанная во второй половине XX века протопресвитером Николаем Афанасьевым, развитая протопресвитерами Александром Шмеманом и Иоанном Мейендорфом, а также митрополитом Иоанном Зизиуласом. Евхаристическая экклезиология является попыткой реконструировать экклезиологию первоначальной Церкви, то есть Церкви апостольского времени и первых послеапостольских поколений. Основными источниками для построения этой экклезиологии являются Послания апостола Павла, Соборные послания, сочинения Игнатия Богоносца и других мужей апостольских, а также произведения западных авторов III века, в частности Тертуллиана и Киприана Карфагенского.

Евхаристическая экклезиология исходит из того, что первоначальной церковной единицей была евхаристическая община, сплоченная в одном месте вокруг одного предстоятеля (епископа или старшего пресвитера). Первой христианской Церковью была община учеников Христа в Иерусалиме: это и была та самая Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь, которая обладала всей полнотой церковности и кафоличности. По мере распространения христианства по другим городам империи в них стали возникать местные общины, однако каждая местная община воспринималась не только как часть Вселенской Церкви, но и как сама Кафолическая Церковь во всей ее полноте. Гарантом кафоличности каждой Поместной Церкви было наличие в ней единого евхаристического собрания, возглавляемого епископом как избранным предстоятелем народа Божия или пресвитером, которому епископ делегировал это предстоятельство.

Говоря о раннехристианской экклезиологии, протопресвитер Николай Афанасьев подчеркивает, что опыт кафоличности принадлежал членам каждой Поместной Церкви:

...

В эмпирической действительности единство и полнота Церкви Божией выражаются во множественности местных Церквей, из которых каждая выявляет не часть, а всю Церковь Божию. Поэтому множественность местных Церквей в эмпирической действительности охраняет единство и полноту Церкви, то есть ее кафоличность. Единство самой местной Церкви выражается в ее едином евхаристическом собрании. Церковь едина, потому что она имела единое евхаристическое собрание, на которое собирался народ Божий, состоящий из священников <…> Сколько ни росло число местных Церквей, единство Церкви оставалось ненарушенным, так как во всех были не разные евхаристические собрания, а одно и то же. Единство и полнота была не в совокупности местных Церквей, не в их конфедерации, которой никогда не существовало, а в каждой местной Церкви [88] .

Кафоличность, вселенскость, универсальность Церкви, по утверждению Афанасьева, в сознании первых христиан ассоциировались не с совокупностью Поместных Церквей, а с их собственной Поместной Церковью. Кафоличность воспринималась как внутреннее качество Церкви, а не только как внешний ее атрибут:

...

Будучи единой во всей своей полноте, Церковь оставалась всегда внутренне-универсальной, так как каждая местная Церковь содержала в себе все остальные местные Церкви. То, что совершалось в одной Церкви, совершалось во всех остальных, так как все совершалось в Церкви Божией во Христе. В силу этой кафолически-универсальной природы местным Церквам была совершенно чужда замкнутость и провинциализм. Ни одна Церковь не могла отделить себя от другой или других, так как она не могла отделить себя от Христа. Все были соединены между собою в любви. Каждая Церковь была предметом любви для всех, и все предметом любви для каждой [89] .