Olivier Clément Origins. Theology of the Fathers of the Early Church

Бог есть любовь. Он есть любовный экстаз, направленный вовне, чтобы причастить к Своей жизни все творение. Этот экстаз осуществляется в порыве, подобием которого является любовный эрос мужчины и женщины и который достигает совершенства в святости, в сознательном приобщении к Тому, Кто есть Всеполнота Прекрасного и Благого. Сквозь весь ужас и смерть, там, в тайне любви, история творения представляет собой безмерную Песнь Песней. Влечение — это прежде всего влечение Бога к нам, на которое желает ответить всякий человеческий (в действительности Бого–человеческий) эрос. Дионисий Ареопагит — поэт, вдохновленный эросом. Комментировавший его Максим Исповедник, не колеблясь, отождествляет эрос и агапе: первый выражает прежде всего естественный порыв, вторая — исполненную нежности встречу личностей. Можно сказать, что эрос призван стать содержанием агапе.

В Боге желание эроса экстатично. Благодаря ему влюбленные более не принадлежат самим себе, но тому, что они любят… Так же и Бог отдает Себя… улавливая все существа влечением Своей любви и Своего желания… Итак, о Прекрасном и Благом можно сказать, что оно есть предмет желания эроса и само — желание эроса…

Дионисий Ареопагит

Об именах Божиих, 4, 13.

Бог производит и порождает милость и эрос; Он вывел из Самого Себя все вещи, что были заключены в Нем и ныне суть творения Вот почему сказано о Нем: Бог есть Любовь. Песнь Песней называет Его агапе, а также «влечением» и «желанием», что значит эрос. Ибо поистине Он Единый достоин агапе и эроса. Поскольку полный любви эрос проистекает из Него, можно сказать, что Бог, порождая его, движется. HXD поскольку Он Сам представляет собой истинный предмет любви, Он приводит в движение все взирающее на Него и испытывающее любовное влечение согласно своей природе.

Максим Исповедник

Об именах Божиих (схолии), 4, 4.

Отсюда вывод Иоанна Лествичника:

Блаженны те, в ком желание Бога уподобилось страсти любящего к возлюбленной…

Иоанн Лествичник

Лествица, 30–я ступень, 5.

Сильнее, чем немилосердный голод и жажда, мучит пустынника влечение к Богу.

Как же жаждет человек сегодня!

Голод долгое время дает о себе знать лишь глухо и невнятно. Носильная жажда явственна, она обжигает. Потому и влекомый желанием к Богу восклицает: Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому (Пс. 41, 3).