The witnesses whose words I have collected in this book we call the Fathers. Some of them were martyrs, these first mystics. Others became monks, inhabitants of mountains and deserts. Still others are great minds, enlightened by the Holy Spirit even in their very recklessness (which Tradition has been able to balance through consensus, that is, their agreement with the other Fathers). Many were bishops, pastors of local Churches, which at that time enjoyed considerable autonomy even in mutual communion, pastors chosen by the community and preaching to it the only "Message" that can still break through to us today through the deepest despair of our nihilism: the "descent" of God, who became man, into death and hell in order to conquer all forms of death and hell.

At that time, mysticism was not analyzed in terms of religious psychology, as it is today in the West. The death and resurrection of Christ were the key to understanding life and the universe, the key to great metamorphoses. Some of them have become, as it were, candles or torches, concentrating the "light and flame" given to all in the fiery flesh of the Bible and the sacraments, in the Church as the "sacrament" of the Crucified and Resurrected One, who resurrects us and transforms the entire cosmos in Himself. In contrast to our never-ending debates about ecclesiastical "institution," "ecclesiastical existence," as one modern Greek theologian put it, was perceived as the very reality of the person in communion, as the Paschal being bearing within itself the promise of the resurrection of mankind and the world.

This book offers first of all a doctrinal approach, a reflection on the sacrament rather than on it, for, according to the words of the Gospel, it is necessary to "love the Lord God with all your mind." Then we will talk about the path of asceticism, "about spiritual warfare, more cruel than human battles," but waged alone. Finally, we will touch upon contemplation, the most vivid expression of which is the ability to love—creative love, for it partakes of the love of God Himself incarnate and crucified. In addition, we hope that this book will help to better define the place of Christianity in its relation to the world of religions and the world of atheistic views. Perhaps the fundamental themes of the Divine Three-Unity, as well as of God-manhood, will make it possible to concentrate and illuminate in a new way both the universal and traditional experience of the Divine and the contemporary Western experience of the human.

So, below we will find:

1) texts translated in the most understandable manner for non-specialists; some minor rearrangements or abbreviations are caused by the desire to convey the main meaning as accurately and clearly as possible;

2) the commentary following the texts, which makes up for the forced incompleteness and fragmentation of the texts and is built in the form of an essay;

3) notes in alphabetical order at the end of the book, each of which is devoted to one of the cited authors and provides data on his works used in the book. These notes form an essential part of the historical narrative. They contain brief information about the fate and way of thinking of the authors and will help you better distinguish the momentary from the long-term, and in communication with the saints, the eternal. [19]

Part One ON THE UNDERSTANDING OF THE SACRAMENT

Chapter I SEARCH, MEETING, DECISION

Человек эфемерен. Ничтожная частица природы, ничтожное мгновение истории, он живет «мертвой жизнью», как сказал Григорий Нисский, — в мире, несущем на себе печать смерти, непрерывно раскачивающемся в небытии. Таков корень того, что мы называем злом. Но в отличие от животных, человек знает, что смертен. И самая тоска его — выражение желания: желания бытия и единства, желания Бытия, Единого, начала их откровения. Один из западных отцов, Августин Иппонский, неустанно воспевал эту тоску и эту благодать. Его догматическая система порой трудна для понимания, но надо услышать его возглас:

Братья, длятся ли наши годы? Они исчезают день за днем. Тех, кто был ранее, уже нет; тех, кто придет позже, еще нет. Одни уже ушли, другие придут лишь для того, чтобы уйти в свой срок. Сегодняшний день существует только как мгновение, в которое мы говорим о «ем Его первые часы прошли, другие еще не настали, а когда настанут, то лишь затем, чтобы раскачиваться в небытии… Ничто не обладает в самом себе постоянством. Тело не обладает бытием, не несет его в самом себе. Оно меняется с годами, меняется в зависимости от времени и места, меняется от болезней и случайностей. Не постояннее и звезды: в них совершаются тайные перемены, нить их существования раскручивается в пространстве, они вовсе не неизменны, они не суть бытие.

Сердце человека не более постоянно. Сколько мыслей, сколько порывов его возмущают, сколько страстей его терзают и мучают! Даже дух человека, сколь бы ни был одарен разумом, — и он меняется, и в нем нет бытия! Он видит и не видит, знает и не знает, помнит и забывает. Никто не обладает в себе единством бытия . После стольких страданий, болезней, невзгод и скорбей обратимся к этому Единому Войдем в этот град, обитатели которого причастны самому бытию.

Августин Иппонский