Бердяев утверждал, что царство культуры есть царство объективации, ее ждет Страшный суд. Бубер, напротив, доказал возможность Божественного Откровения в культуре, например у Гете, не только у пророков. Ваше отношение к проблеме «религия и культура»? Возможно ли Откровение в культуре? Не противоречит ли это христианской точке зрения?

O. АЛЕКСАНДР: Здесь сразу сто вопросов в одном. Я должен сказать, что всякая культура рождается из веры, из понимания, вернее, из чувства, из  ви%дения человеком мира высшего — Бога. И если вы посмотрите на произведения культуры, то вы заметите, что они точно отражают верования…

Возьмите египетские пирамиды: как прекрасно там передана вера в незыблемость, в вечность. Возьмите пышные дворцы Версаля, представление о которых вы можете иметь по нашим усадьбам, например Кусково, — это уже совершенно другое мировоззрение. Мировоззрение человека, его чувство реальности — оно порождает всю культуру в целом. Поэтому здесь есть глубокая связь.

Что касается Бердяева (вопрос немножко сложный), он считал, что в культуре этот живой корень понемножку как бы коснеет. И это так и есть. Но потом, если корень живой, он порождает новые формы. И поэтому здесь взгляды Бердяева и Мартина Бубера[56] на самом деле значительно ближе, чем мы думаем. Действительно, когда подорваны корни веры, начинает разрушаться и культура. Мы это прекрасно знаем на примере цивилизации XX века. В нашем веке, когда создается так много ложной мифологии, она рушится, и образуется вакуум, культура (в том числе искусство и поэзия) терпит жестокий урон и переживает кризис. Так что культура есть язык веры, форма, в которой вера выражается.

Почему по христианскому обычаю хоронят на 3-й день, поминают на 9-й и 40-й?

O. АЛЕКСАНДР: У нас существует убеждение, что когда человек умирает, тело его возвращается в круговорот природы, а с душой его происходит целый ряд трансформаций, изменений, которые определяются состоянием человека  при жизни. Его мысли, его личность продолжают развиваться. И, как во всяком развитии, здесь имеется несколько этапов. Эти этапы — мы точно не знаем, как они совпадают с нашей хронологией, посюсторонней, — эти этапы мы празднуем или отмечаем молитвой и поминовением на 9-й день, на 40-й день. 3-й день похорон к этому не относится, это просто старинное правило, которое предусматривало охрану человека на случай, если он не мертв. Когда не было способов точно установить, умер человек или нет, — ведь бывали случаи клинической смерти, и многие люди панически боялись, что их похоронят живыми, а  такие печальные случаи были (Гоголь страдал такой навязчивой идеей), — поэтому считалось, что три дня — это уже гарантия того, что человек действительно умер.

Так вот для христианства смерть является итогом лишь одной фазы развития человека. Подобно тому как в утробе матери человек развивается девять месяцев и там закладываются его нервная система, различные органы, так и на протяжении своей взрослой жизни мы уже не спим, как младенец в утробе матери, круглые сутки — мы спим и бодрствуем, и в это время наше тело начинает постепенно разрушаться, но развивается дух.

Когда младенец рождается, он, вероятно, психологически переживает агонию, потому что он задыхается, до первого вздоха он агонизирует. Ему «кажется», если так можно сказать о младенце, что он в тупике, что выхода нет; на самом деле он выходит в большой мир. Так и человек, когда умирает: умирает его тело, а дальше это уже не тупик, а движение вперед. Дух неразрушим, как неразрушима в основе своей материя. Материя неразрушима вообще, а дух сохраняет индивидуальность, потому что в духе не может быть  безличного чего-то, дух — это личное.

В заключение я скажу об этом еще два слова. Когда мы говорим о Творце, мы имеем в виду сверхличность. Безличный Бог — это абсурд, потому что именно в личности все самое прекрасное и совершенное. Именно личности создавали философские системы, великие симфонии, делали научные открытия; именно личность является носителем нравственных основ. Человек — это личность, потому что он есть образ и подобие сверхличности, Творца.  Именно на этом основании мы говорим, что человек неприкосновенен, что он является не средством, а целью, не  массой однообразной, а чем-то бесконечно неповторимым, индивидуальным… 

Вас, здесь сидящих, два художника могли бы изобразить по-разному. Один бы изобразил одинаковые, ровные шарики голов и точки глаз — и все для него было бы массой, похожей на кучу рассыпанной картошки. Но на самом деле это совсем не так. На самом деле здесь огромное количество личностей, судеб, переживаний, неповторимых взглядов на мир. И тогда вы поймете, почему Христос говорит, что если пропала одна овца, Он пойдет ее искать; Он, Пастух Божий, оставит девяносто девять и пойдет искать одну. Он не говорит: ну, девяносто девять  — это хороший процент сохранившихся. Нет, Он  ищет потерянную овцу — каждая драгоценна для Него, каждая!

На этом, как на объективном фундаменте, прочно стоит христианский гуманизм. И с этой позиции он способен протянуть руку любой другой форме гуманизма, обоснован он или нет. Бездуховный гуманизм необоснован, потому что для него человек ничем не отличается от шимпанзе, разве что более развит. И жизнь его ничего не стоит. И вот в те трагические моменты истории, когда идут войны, террор, угнетение, когда жизнь перестает цениться, когда люди уничтожают друг друга, человечество деградирует, возвращается в звериное состояние и даже  падает ниже, потому что зверь — он безответствен, а мы несем ответственность!