Те из вас, кто хоть раз читал Евангелие, прекрасно знают, что булгаковский бродячий философ, говоривший, что настанет царство истины, что все люди добрые, называвший каждого «добрый человек» — как он не похож на евангельского Христа! Мы знаем, что Он мог сурово сказать: «Порождение ехидны», или мог назвать Ирода лисицей, а вовсе не называть всех подряд «добрыми людьми». Поэтому Булгаков намеренно переделал и сюжет событий, поэтому он ввел Левия Матфея, который якобы все исказил. Таким образом, перед нами просто другая история. И ничего общего нет. Это художественный вымысел, это другой человек. И только в конце каким–то странным образом он имеет прямое отношение к власти над миром. Он определяет судьбы мира.

Здесь что–то не вяжется, концы с концами не совсем сходятся, но они и не должны сходиться. Это же внутреннее видение самого поэта, самого художника. Писатель не обязан отвечать на вопросы — он должен их ставить. Вы можете удивиться, но этот роман напомнил мне вовсе не Евангелие, а Книгу Бытия.

В Книге Бытия рассказывается о том, как Бог в виде трех странников посетил Содом и Гоморру, чтобы посмотреть, действительно ли эти города настолько уже разложились, что пора их отправлять в тартарары. Этот сюжет неоднократно повторялся в истории, в христианских легендах и вообще в мировой литературе. Последний раз он был в романе Герберта Уэллса «Чудесное посещение», где рассказывалось, что ангел пришел на землю во плоти и посмотрел, как живут англичане в наше время.

Здесь произошло то же самое: приходит вся шутовская компания во главе с Воландом, и ее приход вскрывает ситуацию в Москве в лице всех этих лиходеевых, варенух и других персонажей — весь этот маскарад берлиозов. Она вскрывается только через столкновение с гостями. А то, что речь идет не о дьяволе — я в это верю — а о посещении в каком–то более глубоком смысле, это чувствуется… в незабываемом, великолепном, я бы сказал, проникнутом духом мистицизма описании их обратного полета, когда они летят луне навстречу, и шутовские карнавальные маски с них слетают, и уже нет ни кота, ни Коровьева, а какие–то совершенно иные существа. Они посетили землю, чтобы посмотреть, как живут люди.

И в самом деле, тема чудесного посещения характерна для для многих книг Библии. Она характерна и для нашей жизни, потому что каждый из нас переживает чудесное посещение в какие–то особые мгновения нашей жизни.

Если же говорить о поэзии, то здесь невозможно охватить даже самую малость, потому что не было поэта в России (я беру только Россию), который не обращался бы к библейским и особенно евангельским сюжетам.

Я думаю, что теперь вы все уже прочли «Доктора Живаго». Вы помните страницы, посвященные явлению Христа в тот древний мир Римской империи, где была давка богов в три этажа. Но вот пришел Христос и возвестил человека. Человека… И началась новая история.

Что касается евангельских стихов, которые приложены к «Доктору Живаго», то вы должны были заметить, что многие из них навеяны картинами старинных мастеров, а события Священной истории разворачиваются не в одеждах и обстановке древности, а нового времени.

Рождество в стихотворении «Рождественская звезда» описано, как на иконе или современной картине: тут и холод, тут и снег, и все новое. И в стихотворении «Магдалина» Мария Магдалина поливает миром из ведерка — не из старинного кувшина, как это было в Евангелии, а у нее в руках ведерко, как у женщины сегодня, и она видит Того, Кто простер многим руки с креста, как объятия.

У людей пред праздником уборка.

В стороне от этой толчеи

Омываю миром из ведерка

Я стопы пречистые Твои.

Шарю и не нахожу сандалий.