Начался суд. Сократ явился вместе со своими друзьями. В те времена в Греции адвокатов не было, а речь в защиту произносил либо сам обвиняемый, либо его друзья. Друзья предложили Сократу выступить сначала самому, и он начал свою апологию. Он жестоко высмеял обвинителей. Он рассуждал спокойно, как будто речь шла не о его жизни и смерти, а о какой–то академической проблеме. Он показал тупость и нетерпимость толпы как главную причину обвинений. «Я просвещаю молодых людей, — говорил он, — а не развращаю их». Судьи потребовали высшей меры наказания — смертной казни. Началось голосование, и когда голоса подсчитали, оказалось, что Сократ приговорен с очень небольшим перевесом голосов в пользу смертной казни. Он выступил и с удивлением сказал: «Я думал, что будет больше за мою смертную казнь. Но вот мое последнее слово. Что, афиняне, назначил бы я себе сам? То, чего я заслуживаю. Я всю жизнь жил в этом городе. Я отдал ему все, я отдал его молодежи все. Я думаю, что я заслужил общественного питания, чтоб меня кормили за государственный счет». Это был вызов толпе, толпа не любит таких вещей. Снова началось голосование. На сей раз число тех, кто голосовал за смертную казнь, сразу удвоилось. Друзья стали умолять Сократа, чтобы он обратился к судьям с апелляцией. По закону можно было просить другую меру наказания и, в частности, штраф. Сократ спокойно обратился к публике и сказал: «Вот, мои друзья говорят, штраф, но у меня есть только это». И предложил им весьма скромную сумму. Друзья сказали, что они внесут за него деньги. А Сократ произнес свои вечные слова: «Я повинуюсь Богу, голосу Бога внутри. Я вас, сограждане мои, люблю и уважаю, но повинуюсь больше голосу Бога».

Это золотыми буквами начертанный манифест свободы совести, который был потом повторен апостолом Петром, первым учеником Христовым. На этом все стоит. Да, мы уважаем законы, мы любим людей, но повинуемся больше воле Божией. Сократ не отрицал таинственных сил, которым поклонялись язычники, совершал обряды, которые были приняты в Афинах, но для него высшим Богом был Тот, кого можно было назвать Агатон, — по–гречески, Благо; то есть Бог добр, Бог есть Благо. Это было своего рода внутреннее открытие. Не сила, не мощь, даже не красота, даже не творчество, хотя все это есть, а Благо. Поскольку Сократ ничего не писал, мы не можем сейчас сказать, видел ли он в Благе личное начало или нет. Но знаем одно: Сократ предпочел умереть, но остаться верным внутреннему голосу, который звал его стоять за истину, остаться верным этому высшему принципу.

Месяц он просидел в тюрьме, ожидая своего дня. К нему приходили друзья; все его оплакивали, а он смеялся и говорил: «Друзья мои, разве вы не знаете, что я уже приговорен, с детства. Я приговорен к смерти тем, что я родился, а раз я родился, значит, должен умереть». Когда пришла Ксантиппа, его жена (о ее скверном характере ходили легенды), она закричала: «Увы, Сократ! Вот друзья твои пришли к тебе в последний раз с тобой побеседовать». Он ответил: «Уйди, Ксантиппа, и не порти нам последнего нашего вечера». А для него ничего не было дороже, чем чаша с вином, разбавленным водой, горсть маслин и за полночь дружеская беседа где–нибудь под портиком или под деревом. Он любил иногда бывать на природе, за городом, но был горожанином до мозга костей — дитя античного полиса, этого маленького мира в себе, маленьких тогда, но великих Афин.

Платон описывает его последние минуты: вот пришел палач, принес чашу с быстродействующим ядом цикуты. «Платон не присутствовал, он был болен», — так пишет о себе сам Платон. Я думаю, что это была не болезнь; он был не в состоянии видеть хладнокровное убийство. Остальные были там и плакали: Критий, Калифонт, все, кто были ему так дороги и близки. Когда вошел палач с чашей, Сократ взял ее и спросил: «Что мне надо делать?» Палач любезно, как у Набокова в «Приглашении на казнь», ответил: «Ничего особенного. Ты выпей, а потом начинай ходить. Когда ноги отяжелеют, спокойно ложись». И Сократ так же спокойно все это проделал, и когда ложился, то сказал рыдающим друзьям: «Не забудьте отдать богу выздоровления Асклепию петуха». По греческому обычаю, когда человек выздоравливал, в жертву Асклепию приносили петуха. Сократ хотел намекнуть на то, что, уходя из жизни, он (уже пожилой, около семидесяти лет) выздоравливал от безумного мира, от некоего мира призраков, уходя в иную, духовную сферу.

Платон, который все это описал, был настолько сильно ранен душевно, что не смог оставаться в Афинах и покинул город. А Сократ никогда никуда не ездил, если только не было необходимости; он сидел на месте и всегда говорил, что он познает мир вот здесь. Платон начинает ездить по Востоку. То он в Египте, то он отправляется на юг в Сиракузы, и нигде не находит покоя, пока в нем не совершается внутренний переворот и — «либо–либо»: если прав Сократ, значит, есть истинный мир; если правы отравители, его убийцы, то мир не стоит того, чтобы существовать. И у Платона крепнет видение двух миров. Кто–то из вас знаком, а кто–то скоро будет знакомиться с книгой о.Павла Флоренского «Столп и утверждение истины». Флоренский был глубоко преданным Платону философом, христианским платоником. В этой книге есть глава «Два мира». Основой философии Платона было понимание двух измерений бытия, двух миров: мира духовного, мира невидимого, и мира видимого, материального. По существу, в истории мысли Платон был первым на Западе, кто говорил о невидимой основе видимого бытия. Он говорил почти тем же языком, что и авторы Упанишад и буддистских трактатов. Здесь сомкнулись Восток и Запад. Но пока до этого еще далеко. Платон еще мечется, но все более и более вызревает в нем это, я бы сказал, откровение: да, прав Сократ, прав, и недаром он так весело шел на смерть! Потому что эта жизнь — только поверхность бытия, а в глубине ее клокочет то самое сокровенное, что является его высшей основой.

Вдохновленный этой идеей, Платон возвращается в Афины. На его портретах, сохранившихся с того времени, мы видим человека с простоватым, немного грубоватым, сосредоточенным лицом. Он не демократ в обращении, каким был Сократ, который легко общался со всеми; Платон всегда сохраняет дистанцию. Он забросил свои политические упражнения, но навсегда остался философом–поэтом. В истории мировой литературы и культуры едва ли найдется философ, который сочетал бы в себе столь блестящее литературное дарование с глубочайшим философским мышлением.

Я не в состоянии здесь, в этом кратком обзоре, показать, какое огромное влияние оказал Платон на всю историю восточной и западной мысли. Английский философ Уайтхед недаром назвал всю историю западной философии лишь комментарием к Платону. На платоновской философии строили свое богословие значительное большинство Отцов Церкви. Платон органично вошел и в классическую немецкую философию, и в русскую философию конца XIX — начала ХХ вв., начиная с Соловьева. Платон первым сумел развить аргументацию, показывающую подлинную реальность духовного и, в частности, он первый дал развернутое доказательство бессмертия души, исходя из того факта, что разлагаться может только нечто составное, состоящее из каких–то элементов вещества. Он показал, что не может разлететься в прах то, что нематериально. Мир, который человек видит, это внешняя оболочка сокровенного. Как можно познать сокровенное, невидимое, духовное, подлинную реальность? Для Платона это путь разума; не мистики, — хотя она и присутствует в его мировоззрении, — но разума.

Наверное, все слышали о его притчах. Иногда он чувствовал, что его отвлеченная диалектика, его логика не в состоянии передать многих оттенков его постижения, и тогда он обращался к литературным мифам. Один из его первых мифов — это миф о пещере. Люди, говорил он, похожи на обитателей пещеры, которые сидят прикованные и повернутые к стене и видят лишь отражение того, что происходит снаружи, а не саму реальность, не сам свет и не те фигуры, которые там, а только тени. Вот откуда знаменитые слова Владимира Соловьева:

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами -

Только отблеск, только тени

От незримого очами.

В сущности, любовь — незримая вещь; порыв творчества — незримая вещь; молитва — незримая вещь; буря мысли — незримая вещь. Как дойти до этого измерения?

Когда Платону было около сорока лет, он был уже прославленным писателем и мудрецом. Поклонники купили ему небольшой участок, где стояла статуя героя Академа, и община его учеников стала называться Академией. Вот откуда наше слово «академия». В саду Академии проходили занятия по математике, по астрономии, по всем основам наук. Главным было познание истины.