Но в Евангелии совсем не так: Он слушал их, Он задавал им вопросы, и «Они дивились Его уму» — всё.

Он был глубоко проникнут в религиозную традицию, это доказывают сейчас исследования древних текстов, которые Он очень часто цитирует, не называя их, — реминисценции старых молитв и так далее. Тем не менее, ни к какой официальной школе Он не принадлежит. Что, кстати, было одной из причин, почему на Него так обрушились законники — потому что там были школы, там все учителя, как говорится, были дипломированные, только они принадлежали к разным направлениям. А таких «партизан» не было, пророков не было, считалось, что этот институт уже упразднен. А тут: как Он знает Писание, не учившись? Буквально — «не пройдя учение». А что это значит? Что Он не прошел школы. Речь здесь идет не о грамоте: грамоте учили всех детей; Иосиф Флавий пишет, что детей с самого начала учат грамоте, чтобы все умели читать Библию.

И есть еще очень маленькие штрихи, которые в русском синодальном переводе не всегда заметны. «И тяжело вздохнув, Он сказал: «О род неверный!»"; «Посмотрев на них с гневом, Он сказал: «О род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? ""; или: «Возмутился духом», — то есть пришел в печальное состояние.

Или когда богатый юноша пришел к Нему, сказано: «Иисус, взглянув на него, полюбил его», то есть Он сразу его полюбил, Он был способен к этому. И по существу, после казни Иисуса все, что оставалось у учеников, это привязанность к Нему, потому что уже надеяться было не на что. В одном рассказе Чехова (он называется «Студент»), показано, что эта удивительная особенность Христа именно как человека, делает эти строки бессмертными.

О ВНУТРЕННЕМ ШАГЕ

У каждого из вас есть свои причины — внешние и внутренние — этой усталости. Надежды на то, что ситуация какими–то способами — когда наступит наш отпуск, скажем, или еще что–то — радикально изменится, напрасны. Потому что мы уже не раз ходили в отпуск, и столь же согбенны ковыляли дальше.

Мы все молоды — вы, во всяком случае. Наш век — славный, счастливый, я не жалею, что живу в этот век, но все–таки он для homo sapiens — тяжелое испытание. Тем более, что мы живем в большом городе. Значит, на нас лежит, как камень, напряжение. Ну что тут делать?

Есть всякие рекомендации — аутотренинг и прочее. Я изучал их и практически, и теоретически. Я выяснил, что только тот, кто располагает избытком свободного времени, может этими вещами заниматься — в сущности, весьма неплохими. Факторы, которые на нас действуют, может быть, даже нам неизвестны. Мы знаем, каков процент врожденной наследственности, каков процент бесконечных столкновений на работе и дома — в общем, трудно. Мы молоды и должны быть полны жизни, но у нас с этим делом плохо. И для нас естественные пути регенерации, возрождения работают слабо или почти не работают. Поэтому я просто хочу вам напомнить то, что вы знаете без меня отлично, что есть сверхъестественные пути, что у нас другого нет ничего. Только через рычаг духа можно в конце концов получить дополнительную силу, можно преодолеть душевную вялость, душевную слабость и прочее. Для этого не нужно, как в аутотренинге, особых методов концентрации, особого какого–то продолжительного времени. Для этого нужно, как вы хорошо знаете, — я просто напоминаю общеизвестные вещи — не меньше 6–10 минут в день (я беру сейчас все по минимуму) для молитвословия, в любом состоянии — просто читаешь, читаешь. Не меньше времени — для Евангелия и вообще Священного Писания, Евхаристия и молитвенное общение. Четыре этих вещи. Это не теория, это проверено прочно на практике.

Очень многие люди, приходя ко мне с этой немощью, нашей общей, потом говорят: «А я этого не делал». Я не знаю в этот момент, что им сказать. Потому что это происходит подобно тому, как врач человеку говорит: у тебя больная печень, ты не должен есть жирное, соленое и прочее, а он приходит и говорит: доктор, я каждый день наворачиваю сало и ем каждый день селедку. Доктор разводит руками…

Существуют определенные методы, они дают определенные результаты. Понимаете, это практика, причем она не личная моя, она вековая, тысячелетняя, двухтысячелетняя и дальше.

Но главное — это держать все четыре момента. Это очень хорошо запоминается по сравнению, которое я вам приводил. Стоит стол: одна ножка выпадает — он колеблется, ломается вторая — он падает. Но все–таки мы должны себе напоминать, что дар Божий, и благодать, и благословение Божие — это не есть панацея или лекарство какое–то. Потому что в таком случае наш эгоцентризм, наше требование к Богу будет на первом месте стоять. Не мы хотим быть чем–то для Него, а хотим, чтобы Он стал чем–то для нас, служебным чем–то. Итак, с этой установкой получается плохо. Получается в общем, но плохо.

Здесь необходим какой–то огромный внутренний шаг. Я не могу его описать. В одной трагедии у Байрона описывается потоп. И там стоит человек на скале и говорит монолог. Он говорит, что он так доверяет Богу, что пусть даже все потонет, но он все равно умирает с полным упованием. Это очень хорошо сказано. Вот если вы почувствуете, что у нас нет точных сведений ни о бессмертии, ни о том, ни о другом, но есть воля Божья, которая направляет все — как, мы не знаем. И что мы оттого лишь имеем смысл, что она направляет это все, и что мы имеем в этом потопе значение постольку, поскольку к Нему мы причастны. Если мы не хотим превратиться просто в мусор истории, который завтра исчезнет, мы должны быть к этому причастны. Значит, Его тайна на первом месте, она главная. А не то, что у меня болит голова и я хочу помолиться, чтобы голова прошла. Бывает так, что и проходит. Но все–таки, это установка неверная. Значит, я начал с того, насколько это нужно, глубоко нужно, но я хочу это скорректировать: такой эгоцентрический, потребительский подход не может быть всецело правильным. Здесь нужно что–то еще принять, искать не только для себя. Но это уже дальнейший шаг.

Теперь еще одно. У нас есть три главных молитвы. Это прошение ( самая наша любимая молитва), покаяние и благодарение. Прошение благословенно и заповедано. И в «Отче наш» есть прошение. Но заметьте, что начинается молитва «Отче наш» не с прошения, а с чего–то совсем другого. С принятия, согласия: «Да будет воля твоя», «Да приидет Царствие твое». А уж потом сказано: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Понимаете, в этом есть какое–то раскрепощение внутреннее. Мы не свободны, и мы должны начинать с того, чтобы как–то освобождаться от всего, расправить свои душевные «плечи», которые сгорблены под бременем. Не помню, кто–то сказал, что если соблюдать хотя бы наполовину Нагорную проповедь, то все комплексы проходят. Это в самом деле так. Нас все время грызет что–то, правда ведь? Все время грызет. Причем, это превращается уже в невроз: это надо делать, это надо делать, все надо делать. И потом становится не помощью, а помехой, потому что превращается в навязчивую идею, превращается в тяжелый фон озабоченности. И вот тут вспомните, что мы смертные, и что жизнь коротка, и что Господь сказал: не заботьтесь о том, что есть завтра, что пить. Но Он сказал именно в таком смысле. Глаза страшатся, руки делают. Сегодня делают. Даже если мы составляем планы на будущее, они должны быть свободным эскизом, а не давящей какой–то вещью, которая тебя делает рабом.

Мы свободные, и потом мы счастливые, несмотря на те немощи, которые нас сгибают, потому что мы причастны тайне благодати Божией, нам открывается много удивительного и замечательного. Кроме того, у нас есть братья и сестры, они есть здесь, они есть в храме, они есть по всему городу, они есть по всей земле. Мы включены в вечное божественное. И еще одна удивительная вещь. Мы можем через божественную призму рассматривать все — научные формулы, любые феномены — все, что хотите. Я сегодня утром, когда убирался, включил телевизор, увидел там осьминога. Божественное зрелище, просто божественное зрелище. И эти несколько секунд — фильм, к сожалению, быстро кончился, я включил его в самом конце — просто привели меня в состояние полного восторга. И любая вещь может вызывать в нас восхищение. Мы должны не терять этой способности, способности свежо посмотреть на вещи, на своих близких, на окружающий мир и стараться быть легкими на поворотах, легче жить. Уметь отодвинуть от себя, когда нужно, удручающие нас обстоятельства, подняться над ними и быть вольными странниками. Мы же странники. Мы вообще здесь гости, пришельцы. Апостол Павел говорит: все мы на земле только странники, только гости и пришельцы. В одном апокрифическом Евангелии Господь Иисус говорит, что мир — это мост, по мосту ведь переходят.