Каждый великий мудрец сознавал свое неведение. Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю». Величайшие святые всех времен и народов ощущали себя грешниками гораздо более остро, чем мы с вами, потому что они были ближе к свету и каждое пятно на жизни и совести им было видней, чем в нашей серой жизни.

У Христа нет сознания того, что Он чего–то достиг, а Он приходит к людям, неся им то, что в Нем самом есть изначала, от природы.

Я должен сразу обратить ваше внимание на то, что Иисус Христос не начал проповедовать христианство как некую концепцию. То, что Он возвестил людям. Он назвал «бесора», по–гречески «евангелион», что значит «радостная весть», «радостное известие». В чем же заключалось это радостное известие?

Человек имеет право не доверять мирозданию. Человек имеет право чувствовать себя в чужом и враждебном мире. Такие современные писатели, как Альбер Камю, Жан–Поль Сартр и другие, часто говорили о страшной абсурдности бытия. Нас обступает нечто грозное, бесчеловечное, бессмысленное, абсурдное, и доверять ему невозможно. Холодный, мертвый или мертвящий мир. Правда, я оговорюсь: эти писатели, романисты, драматурги, философы выступали с позиции атеистического мировоззрения — это атеистический экзистенциализм у Сартра и Камю, — они как–то не заметили одну вещь. Когда они говорят, что мир абсурден, то есть бессмыслен, они это знают только потому, что в человека заложено противоположное понятие, понятие смысла. Тот, кто не знает, что такое смысл, не чувствует, никогда не поймет, что такое абсурд. Он никогда не возмутится против абсурда, никогда не восстанет против него, он будет с ним жить, как рыба в воде. И именно то, что человек восстает против абсурда, против бессмыслицы бытия, и говорит в пользу того, что этот смысл существует.

Так вот, древнее библейское провозвестие говорит нам о том, что мы можем совершить внутренний переворот и сказать бытию — да, довериться тому, что кажется страшным и грозным. И тогда через хаос, через абсурдность, через чудовищность жизни, как солнце через тучи, глянет око Божье, Бога, который имеет Личность, и Личность, отображенную в каждой человеческой личности.

И контакт с Ним возможен как союз между подобными существами. Весь смысл человечества — это удивительная его аналогия с Тем, Кто создал мир. Чарльз Дарвин говорил, что, хотя он воспринимает мир не механически, как процесс, все же, задумываясь над его сложностью, он не может понять: неужели слепая случайность смогла все это породить и не следует ли нам за всем этим видеть некий разум, в чем–то аналогичный нашему? Можно к этому добавить: не просто аналогичный, но безмерно превосходящий наш разум.

И в ветхозаветной библейской религии, о которой мы с вами говорили уже, возникло понятие о вере–доверии. Не вере как некоем теоретическом, философском или религиозном убеждении, а вере как акте прорыва через мертвящую, абсурдную действительность, когда человек говорит Богу: я принимаю и внимаю. Так возник древний Завет между Богом и человеком, древний союз.

Но, конечно, союз между примитивным, древним человеком и Божественным не мог быть окончательным и совершенным. Это было воспитание человеческого рода, детство человеческого рода, потом юность, и в VII веке до нашей эры пророк Иеремия сказал: «Так говорит Господь: Я заключу с народом новый завет («брит хадаша», новый союз), не такой, как прежний. Он будет начертан в сердцах».

И вот ночью совершается жертва. Через семьсот лет после пророка Иеремии в маленькой комнате собираются двенадцать человек, и совершается жертва. Обычно жертва совершалась с употреблением крови. Кровь была символом жизни. А жизнь принадлежит только Богу. И члены собравшегося общества были окропляемы кровью жертвенного животного. Так было издавна у всех народов, вплоть до глубоко первобытных времен, до палеолита. И Моисей, когда заключал Завет народа с Богом, окропил всех кровью жертвенного агнца.

А вот в эту ночь, о которой я говорю, которая произошла весной 30 года первого столетия нашей эры, Иисус Назарянин в окружении двенадцати совершает обряд воспоминания о свободе, которую Бог дарует. И крови здесь нет, а есть чаша с вином и хлеб. И Он разламывает этот хлеб и раздает всем и говорит: это Мое Тело. Как жертвенный агнец за людей. И Он обносит чашей учеников и говорит: это Моя Кровь, которую Я проливаю за вас, это новый завет в Моей Крови.

Таким образом, в этой священной трапезе, о которой мы с вами говорили, когда касались литургии. Бог и человек соединяются уже не в реальной физической крови, но в символической крови земли, ибо виноградный сок, вино — это есть кровь земли, а хлеб — это есть плоть земли, это природа, которая нас кормит, это Бог, который отдает Себя людям в жертву.

И вот Иисус Назарянин совершает эту жертву. И с того мгновения, с той священной ночи чаша не перестает возноситься и совершается евхаристия. Во всех направлениях христианства, во всех Церквах и даже сектах — всюду этот знак присутствует.

Иногда говорят, что Христос возвестил новую мораль. Он сказал: заповедь новую даю вам — любите друг друга, как Я возлюбил вас. И раньше существовала заповедь о любви, и слова «люби ближнего, как самого себя» принадлежат Моисею. А Христос придал ей совершенно особое звучание — «как Я возлюбил вас», потому что ради любви к человечеству Он остался с нами на грязной, кровавой и грешной земле — только чтобы быть с нами рядом. Его любовь стала любовью самоотдающей, и поэтому Он говорит: кто хочет за Мной идти, тот пусть отвергается себя. То есть своей самости; не своей личности, отнюдь, личность — святое, а ложного самоутверждения, самости. Отдаст себя, возьмет свой крест, то есть свое служение, страдание в радость, и тогда за Мной идет.

Христос призывает человека к осуществлению Божественного идеала. Только близорукие люди могут воображать, что христианство уже было, что оно состоялось — в XIII ли веке, в IV ли веке или еще когда–то. Оно сделало лишь первые, я бы сказал, робкие шаги в истории человеческого рода.