1. Здесь, в отличие от большинства аскетических текстов, дается совет «не изображать мысленно пред собой нечистоту и срамоту грехов, а рассуждать о таких предметах, которые бы заслонили собой эти срамные вещи и совсем отвлекли от них внимание» (М., 1892, с. 73-74). «Когда страстное смятение прокрадется в сердце, — говорит автор, — не бросайся на страсть, чтобы побороть ее, а сойди поскорее в сердце, и напрягись умирить его» (с. 256). В аскетике «Невидимой брани» нет анатомирования греха, которым увлекались египетские подвижники, бичевавшие нравы языческой Александрии. Путь, предлагаемый тут, сродни тому, о котором говорит старец Михаил с Нового Валаама: «Как появился прилог, отсекай его сразу молитвой Иисусовой. А если станешь его рассматривать, то он к тебе приразится, ты им заинтересуешься» (см. Сергей Большаков. На высотах духа. Брюссель, 1971, с. 26).

2. Аскет представлен здесь не в пустыне, не в вакууме, а среди людей. «Не пропускай ни одного представляющегося случая к сделанию какого-либо добра», — говорит Л. Скуполи у св. Феофана (с. 206). И далее: «Радуйся с радующимися и соскорби скорбящим, никого не осуждай и не уничижай, даже в мысли и чувстве, от ищущих у тебя совета и вразумления не скрывай истины, когда знаешь, сам же в учители никому не навязывайся, паче же всего блюди мир и согласие со всеми, с готовностью на всякие для того с твоей стороны жертвы, и всевозможно избегай соблазнить кого» (с. 244).

3. Автор советует своему читателю постоянно читать Евангелие и размышлять над земной жизнью Спасителя, в особенности над Его страстями. Правда, святитель Феофан, который не очень поощрял чтение Евангелия мирянами, постарался свести эти советы к минимуму, но тем не менее они четко слышатся и в его переводе «Невидимой брани».

4. Наконец, Л. Скуполи подчеркивает особенное значение таинства Евхаристии в духовной жизни. «Святых Христовых Тайн причащайся как можно чаще» (с. 213). Это тоже резко отличает эту книгу от Добротолюбия, где почти не говорится о литургии, поскольку среди аскетов почти не было пресвитеров, а поэтому причащались они иногда один раз в несколько лет, но зато сразу заставляет нас вспомнить о том, что говорили о Евхаристии и об участии в ней мирян преп. Серафим и о. Алексий Мечев. Книга с такой установкой просто не могла не быть принята православным читателем на рубеже XIX и XX веков.

Chemin de la Croix

Пятый дар — богослужебный. Чин литургии Преждеосвященных даров, совершаемой по средам и пятницам в течение всего Великого поста, а также в первые три дня Страстной седмицы, не случайно носит имя святителя Григория Двоеслова, папы Римского.

Пассии, которые служатся воскресными вечерами Великого поста и представляют собой малое повечерие или в современной практике вечерню с чтением одного из евангельских рассказов о страстях Христовых, тоже появились под влиянием римского обряда. В богослужебном уставе пассий нет, а само слово это латинское (passio — страсть). Впервые указания на то, как следует служить пассии, появляются в Цветной Триоди, напечатанной в 1702 году в Киево-Печерской Лавре. Первоначально они совершались по пятницам, то есть именно в те дни, когда согласно римскому обряду положен Крестный путь — Via Crucis, или Chemin de la Croix. Примечательно, что появляются пассии в XVIII века, именно в ту эпоху, когда обычай совершать Chemin de la Croix получает распространение в католической Церкви повсеместно. Бенедикт XIV, избранный папой в 1741 году, в течение первого года своего понтификата опубликовал 10 документов по вопросу о «Крестном пути» и рекомендовал приходским священникам совершать его повсюду.

Нет нужды сегодня решать, появились пассии в подражание службам, установленным у католиков, или же в противовес им, именно чтобы отвлечь православных от полюбившегося им нового чина прославления Св. Страстей в польских костелах, которые они начали из-за этого посещать по пятницам (именно так трактовался этот вопрос в литературе XIX века). Пассии ныне совершаются по всей России в каждом православном храме, множество людей стекаются на эти богослужения, и, наверное, вообще невозможно теперь представить себе пост без пассий, как невозможно представить себе его без Великого Покаянного канона Андрея Критского. О существовании же такого ритуала, как «Крестный путь», 99 процентов православных людей просто ничего не знают. Поэтому даже если некогда при Петре Могиле пассии и были введены в противовес «Крестному пути», то роль «отвлекающего маневра» они переросли давным-давно — за последние сто с лишним лет они приобрели самостоятельную ценность и стали неотъемлемой частью нашего богослужения. Достаточно вспомнить пассии, совершавшиеся о. Всеволодом Шлиллером в храме св. Николая в Кузнецах, на которые в 60-е и 70-е голы стекалось без преувеличения пол православной Москвы.

Отметим, что «Крестный путь» складывается из 12 стаций (или стояний), к которым затем были прибавлены еще две (Снятие со креста и Положение во гроб), что как-то сразу заставляет вспомнить о 12 Евангелиях Страстей Христовых, которые согласно нашему богослужебному уставу читаются в Великую пятницу на утрени и составляют важнейшую часть богослужения в дни Страстной недели. Теперь, вероятно, уже нет никакой возможности установить, кто у кого (Запад у Востока или наоборот) заимствовал двенадцатичастную структуру этого чина, ясно одно — взаимосвязь между службой Св. Страстям на православном Востоке и на католическом Западе не исчерпывается тем, что пассии появились в связи с распространением «Крестного пути». Родство это уходит в историю Церкви первых веков.

«Разрешаю тя от всех грехов твоих»

Отметим еще один момент в богослужебной практике, который можно назвать западным даром христианскому Востоку. Произносимые священником в конце исповеди слова «Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами своего человеколюбия да простит ти чадо… вся прегрешения твоя, и аз, недостойный иерей, властию Его, мне данной, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих (deinde ego te absolve a peccatis tuis!) во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа» отсутствуют в наших древних Требниках и появляются только в богослужебных книгах киевской печати при митрополите Петре Могиле под влиянием соответствующей формулы в римском ритуале. Можно, конечно, обсуждать, как делал это о. Александр Шмеман, целесообразно ли было включение этой формулы в византийский чин таинства покаяния, нужна ли она вообще, если в нашем чине есть молитва «Господи Боже спасения рабов Твоих…», о которой в Требнике замечено: «Тогда преклоняет главу исповедуемый. Духовный же глаголет молитву сию». В этой молитве есть слова «подаждь ему образ покаяния, прощение грехов, и отпущение, прощая ему всякое согрешение, вольное же и невольное», делающие как бы излишней формулу «Господь и Бог наш…». Однако она, хотим мы того или нет, стала просто частью нашей жизни; все мы без исключения до такой степени привыкли к тому, что священник, накрывая нам голову епитрахилью, читает ее и только затем преподает нам благословение Божие (ахматовское «прикосновение сквозь ткань руки рассеянно крестящей»), что отказаться от нее теперь и не нужно и не получится.