Русская Православная Церковь вне политики, а потому не хочет быть ни красной, ни белой церковью. Она должна и желает быть Единой Соборной Апостольской Церковью, и все попытки с любой стороны вовлечь церковь в политическую борьбу долны быть отвергнуты и осуждены.

Св. Тихон умер внезапно, при загадочных обстоятельствах. Он несомненно был исповедником веры, а также, весьма возможно, и мучеником.

2. 1925–1943. Тихон понимал, что после его смерти свободный созыв собора, как в 1917 г., и свободное избрание нового патриарха будет невозможным. Поэтому он сам назначил себе преемника, определив трех местоблюстителей, или «хранителей», патриаршего престола: митрополитов Кирилла, Агафангела и Петра. Когда Тихон скончался, первые двое уже находились в заключении, так что в апреле 1925 г. на патриарший престол вступил в качестве местоблюстителя митрополит Крутицкий Петр. После ареста Петра его место занял митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский, 1867–1944), приняв необычный титул «временно исправляющий должность исполняющего обязанности местоблюстителя». В 1922 г. Сергий примкнул к Живой церкви, но в 1924 г. подчинился Тихону, который восстановил его на прежних позициях.

Вначале Сергий пытался продолжать политику последних лет патриаршества Тихона. В декларации от 10 июня 1926 г. он подчеркивал, что церковь уважает законы Советского Союза, но не следует ожидать от епископов особых подтверждений лояльности. «Мы не можем взять на себя… наблюдения за политическим настроением наших единоверцев», — добавляет Сергий. То была попытка подлинного разделения между церковью и государством: Сергий хотел удержать церковь в стороне от политики, а потому отказывался превращать ее в агента советской политики. В той же декларации он открыто говорит о несовместимости и «противоречии» между христианством и коммунизмом: «Отнюдь не обещаясь примирить непримиримое и подкрасить нашу веру под коммунизм, мы религиозно останемся такими, какие есть, староцерковниками».

Но в 1927 г. — решающий год для отношений между церковью и государством в России! — Сергий изменил свою позицию. С декабря 1926 г. до марта 1927 г. он находился в тюрьме; как и в случае Тихона, мы не знаем, какого рода давлению он там подвергся. После освобождения Сергий выпустил новую декларацию от 29 июля 1927 г., существенно отличную от прошлогодней. Он более не говорит о «противоречии» между христианством и коммунизмом, более не добивается отделения церкви от государства, но сближает их так тесно, как только возможно:

Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, и неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз… сознается нами как удар, направленный в нас.

В 1926 г. Сергий отказался наблюдать за политическим настроением своих единоверцев, теперь он требовал от зарубежных священников «письменное обязательство в полной лояльности Советскому правительству».

Эта декларация 1927 г. вызвала горькое недоумение у многих православных как внутри страны, так и за рубежом. Казалось, Сергий поступился самостоятельностью церкви, чего никогда не делал Тихон. Отождествив церковь с режимом, безоглядно предавшимся искоренению всякой религии, он попытался осуществить именно то, что отказался делать в 1926 г.: примирить непримиримое. Победа атеизма, несомненно, стала бы радостью и успехом для советского государства. Означает ли это, что она стала бы радостью и успехом также и для церкви? Роспуск Союза воинствующих атеистов стал бы ударом для коммунистического режима, но вряд ли ударом для церкви. Как могли русские зарубежные священники поставить свою подпись под письменным обещанием полной лояльности советскому правительству, коль скоро многие из них теперь сделались гражданами других государств? Неудивительно, что митрополит Антоний, возглавивший Карловацкий синод (представлявший русских епископов в изгнании), ответил Сергию цитатой из 2 Кор 6:14–15: «Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?» «Церковь не может благословлять антихристиан, — продолжал Антоний, — тем более атеистических политиков». Именно декларация Сергия 1927 г. привела к окончательному разрыву между Карловацким синодом и церковными властями в Москве. С тех пор Синод в изгнании неизменно осуждал так называемое «сергианство», или капитулянство церкви перед атеистическим режимом. Парижский митрополит Евлогий, экзарх Западной Европы, сперва думал подчиниться требованиям Сергия, но с 1930 г. он тоже счел невозможным поддерживать непосредственные отношения с церковью в Москве.

Политика Сергия вызвала широкое сопротивление также внутри России. Многие вспомнили, что Сергий был сторонником Живой церкви, и увидели в его нынешней политике тот же коллаборационизм, только в несколько иной форме. Коммунисты потерпели неудачу в первой попытке подчинить себе церковь посредством обновленческого движения; теперь, казалось, они с помощью Сергия преуспели в этом со второй попытки. Если бы Сергий в 1927 г. созвал собор всех епископов — что в тех условиях было, разумеется, невозможным, — то вряд ли большинство поддержало бы его. Ходили слухи, что даже местоблюститель патриаршего престола, митрополит Петр, был против декларации 1927 г., но проверить это не представлялось возможным. Известно, что митрополит Петроградский Иосиф и многие высшие иерархи настолько решительно осуждали политику Сергия, что прервали всякое общение с ним.

Хотя Иосиф и его главные сторонники быстро были убраны со сцены и погибли в лагерях, инициированное ими движение продолжало жить в подполье. Так образовалась «катакомбная церковь», со своими епископами и священниками, служившими тайно, вне всякого общения с официальной «сергианской» церковью. Важную роль в становлении этой тайной церкви сыграл епископ Серпуховский Максим (Шишиленко). Он был личным врачом патриарха Тихона и заявлял, что то была воля Тихона — чтобы церковь ушла в подполье, если коммунистическое давление станет невыносимым. Катакомбная церковь — или, быть может, правильнее будет сказать «катакомбные христиане», так как неизвестно, в какой мере они составляли единую унифицированную организацию — еще существовала в 1980–х гг., хотя число ее членов, вероятно, было небольшим. Иногда ее называли «Истинной православной церковью».

Но были и другие русские православные, которые поддерживали политику митрополита Сергия. Они чувствовали, что он искренне пытается защитить церковь, и оправдывали его действия как «вынужденный грех»: чтобы спасти паству от уничтожения, он смиренно взял на себя «мученичество» лжи. И в самом деле, то была ситуация, в которой приходилось много лгать. Например, в интервью с журналистами в 1930 г. Сергий даже объявил, что в Советском.Союзе никогда не было религиозных гонений. Многим внутри России и за рубежом это показалось бесчеловечным отрицанием страданий русских новомучеников за Христа. И до сего дня члены Русской православной церкви глубоко расходятся между собой в оценке поведения Сергия.

Уступки, сделанные Сергием в 1927 г., сперва принесли церкви незначительные преимущества, но закрытие храмов и уничтожение духовенства продолжалось и в 1930–х гг. К началу Второй мировой войны в 1939 г. внешняя структура церкви была почти полностью уничтожена. Лишь четырем епископам еще дозволялось оставаться в должности, и, по–видимому, только несколько сот церквей еще действовали в России. Все богословские учебные заведения и монастыри закрылись давным–давно. То была беспросветная пора в жизни русской–церкви, но перемена к лучшему уже приближалась. Ситуация в целом изменилась с новым потрясением — с началом войны.

3. 1943–1959. 22 июня 1941 г. Германия напала на Россию. В тот же день митрополит Сергий обнародовал пастырское послание, которым призвал всех православных христиан выступить на защиту находящегося в опасности отечества. С этого момента и впредь Московская патриархия оказывала неизменную поддержку всем усилиям по отражению агрессора: в понимании высших иерархов церкви, борьба шла не за коммунизм, но за родину. Тем временем немцы разрешили восстановить церковную жизнь на захваченной территории. Возрождение было немедленным, спонтанным и мощным. Повсюду на Украине и в Белоруссии вновь открылись православные храмы; особенно динамичным было возрождение в Псковской епархии, во главе которой стоял молодой митрополит Сергий (Воскресенский, 1899–1944). Стало более чем очевидно, что двадцать лет гонений не искоренили народную веру.

Отчаянно теснимый в войне с немцами, Сталин решил, что будет благоразумным пойти на некоторые уступки христианам. Было ясно, что верующие все еще составляют значительную часть населения, а Сталин нуждался в помощи каждого россиянина, если хотел победить в войне. В благодарность за оказанную Сергием и духовенством поддержку — а также, несомненно, сознавая, что он не может позволить себе быть менее щедрым, чем немцы — Сталин ослабил давление на церковь. Вначале уступки были незначительными, но 4 сентября 1943 г. Сталин пригласил к себе Сергия и митрополитов и дал позволение избрать нового патриарха. Тремя днями позже скромный собор из девятнадцати епископов избрал Сергия, Тот был уже стар и умер на следующий год. В феврале 1945 г. на его место был избран патриархом митрополит Ленинградский Алексий (1877–1970), верный сподвижник Сергия с 1927 г.