Поэтому, когда ученик Панеция Посидоний Апамейский (135—51 гг. до Р.Х.) предпринял реформу Стои[72], снова сблизив ее с религией, у него нашлось больше последователей, чем у всех других мыслителей того времени.

Жители Родоса, где поселился философ, гордились им. Слава о Посидоний гремела по всем эллинским городам. На остров отовсюду съезжались люди послушать его лекции. Среди них были и известные политики, такие, как Помпеи и Цицерон. На многих производило впечатление, что столь ученый человек защищает идеи Бога и бессмертия.

Посидоний стал основоположником религиозного стоицизма.

Источником идей Посидония была интуиция высшего духовного Бытия, которое пребывает за видимостью преходящего. Но это Бытие, в отличие от нирваны буддистов, связано с материей. Вслед за Платоном Посидоний считал Вселенную целостным организмом, «живым, разумным, одушевленным и умопостижимым». Она насквозь пронизана «жизненной силой» Божества, или «огненной пневмой» Мировой Души. Как Бог является внутренней сущностью Космоса, так и дух человека есть посланец Логоса, гость из нездешних сфер в царстве природы. Он родствен всемирному Духу и лишь временно связан с телом. Человек познает и Сущее, и Вселенную именно в силу своей причастности им обоим.

У Посидония космическая иерархия существ подчинена закону круговорота, и в этом философ остался истинным сыном язычества. Стремясь соединить науку и религию, Посидоний сохранил в своей системе и древний миф о мировых циклах.

Динамика вселенского вращения, по мнению философа, всецело зависит от Божества, Которое одновременно его Судьба. «Судьба, — говорит Посидоний, — это непрерывная цепь причин сущего, или Разум, согласно которому управляется мироздание». Рок действует с помощью закона всеобщей симпатии, т. е. взаимосвязи всех частей Космоса. Поскольку же она охватывает каждый уровень бытия, то движение небесных тел должно сказываться на событиях, происходящих на земле. Отсюда оставался один шаг до признания астрологии, шаг, который Посидоний и сделал. Учением о «симпатии» он оправдывал демонологию, ворожбу и искусство предсказания.

Когда главнокомандующего Суллу называли «Счастливым», — в это прозвище вкладывали особый смысл. На счастье смотрели как на дар светил и Рока. Сам Сулла, который, не смущаясь, грабил храмы, верил в свою звезду и не расставался с талисманами. А его соперник Марий повсюду возил с собой сирийскую прорицательницу. В авгуров больше не верили, но зато верили в магию и гороскопы.

Те десять веков, которые, согласно Сивилле, начались с Троянской войны, истекли в 83 г. до Р.Х. Для римлян это означало конец человеческого рода, последний акт драмы, предначертанной вечными звездами. Надвигалась ночь.

Те, кто прежде уповал на государство, теперь опускали руки, теряя интерес к жизни. Участились случаи самоубийств. Последователям Эпикура и стоика Панеция смерть сулила покой небытия. Цицерон откровенно высказывался в этом же духе.

Если раньше римляне видели смысл жизни в исполнении гражданских обязанностей, то теперь такой взгляд перестал их удовлетворять. Человек как бы обретал наконец самого себя, все чаще задумываясь над собственной судьбой и ее значением. Откуда я пришел, для чего я живу, куда иду, что ждет меня после смерти?

Новый, индивидуальный характер веры требовал и новых форм общности. Повсеместно стали множиться чуждые политике братства, союзы, тайные клубы, которые сближали людей теснее, чем государство и национальность.

Одной из характерных особенностей возникающих по всей империи союзов явилось почитание восточных божеств.

Люди Запада объединились вокруг богов, чтимых в Сирии и Египте, Фригии и Персии, наделяя их новыми именами.

Приверженцы Митры собирались на молитву в подземельях и пещерных храмах. Стены их украшали знаки зодиака и космические символы. Кульминацией богослужения был момент, когда отдергивалась завеса и «братья» созерцали статую Митры; как правило, его изображали в момент заклания им гигантского быка.