Возникали и рушились империи, гибли цивилизации, менялся облик земли, но Церковь, основанная Иисусом Христом Назарянином, возвышается, как скала, среди этого клокочущего моря. Вера, которую в первые дни исповедовало всего несколько десятков человек, движет сегодня миллиардом жителей земли, говорящих на разных языках и создавших бесчисленные формы культур.

Христианство соединило мудрость Афин и чаяния Востока с мечтой Рима о всеобщем «согласии»; оно осудило угнетателей, возвысило женщину, способствовало искоренению рабства. Христианская «закваска» превратилась в Европе и Новом Свете в источник динамизма, которого не знали все предшествующие пятьдесят тысяч лет существования человека.

Грозы и ураганы проносились над Церковью, внешние и внутренние опасности подстерегали ее. Властолюбие вождей и язычество толпы, мирские и аскетические соблазны, натиск открытых противников и грехи христиан, распри и расколы — все это порой, казалось, ставило под удар само существование Церкви. Но она выдержала все исторические битвы и кризисы.

Тайна ее неодолимости в Сыне Человеческом, Который, по слову апостола, «вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр 13:8).

Непросветленное сознание человека ищет внешнего величия, покоряется зримой силе; но не это дает ему Евангелие. Каждая душа, обретшая Иисуса Христа, отныне знает, что человек — не одинокий скиталец в черной космической пустыне, а дитя Божие, соучастник Божественных замыслов. В Нем сокровенный и непостижимый Творец стал близок нам, и это наполняет жизнь радостью, красотой, смыслом. Нет больше «пугающего безмолвия бездны», над всем — свет Христов и любовь Небесного Отца.

Том 2

Глава I. Распространение Благой Вести

«В силе Духа». (Иерусалим 30–35 гг.)

Пролог

Веллий Патеркул, бывалый ветеран и приближенный Тиберия, сидя в своей библиотеке, заканчивал книгу, посвященную истории Рима. В ней он обозревал путь, который — через войны и революции — привел город на семи холмах к положению мировой державы. Веллий не скупился на похвалы Августу и его преемнику за то, что они «возродили старинные обычаи», укрепили законность, и на многие века принесли Риму славу. Историк был уверен, что главное в жизни людей решается на полях сражений и в кабинетах политиков. Ему и в голову не могло прийти, что в тот самый момент, когда он дописывал последние строки своего труда, далеко в Иерусалиме создавалось нечто новое — и кем? — горсткой ремесленников и рыбаков с Тивериадского озера.

Даже там, на окраине империи, в этом странном восточном городе, их не принимали всерьез. Месяц назад расправа над их Учителем, казалось, покончила с очередным мессианским движением. Первосвященник Иосиф Кайафа был на этот счет вполне спокоен, несмотря на фантастические слухи, которые одно время ходили по Иерусалиму, но мало ли что говорят в суеверной толпе. Понтий Пилат вернулся в Кесарию сразу после Пасхи и погрузился в дела; забот и беспокойств у него хватало — инцидент с «Царем иудейским» очень скоро стерся из памяти.

Между тем квартал в восточной части города, где у друзей, родных и новых единоверцев поселились Петр с учениками, жил своей, особой жизнью. Это была как бы большая семья, имевшая «одно сердце и одну душу» (Деян 4: 32).

Согласно Деяниям, в Иерусалим прибыло около ста двадцати галилеян. Возможно, их было и больше, но по традиции это число считалось минимальным для создания отдельной общины. Таких братств, или хабурот (товариществ), объединявшихся для молитвенных трапез, в Палестине и за ее пределами существовало много. Церковные и гражданские власти относились к ним вполне терпимо.

Степень обособленности общин была разной, а некоторые из них — как, например, обитавшие у Мертвого моря — почти совсем порвали связь с остальным миром. Но община учеников Христовых, которые получили прозвище назаряне, не походила ни на одну другую. Она не была просто общиной набожных людей, и, кроме того, они не собирались изолировать себя от Храма и отеческой Церкви.